Погребённые заживо - Марк Биллингем

Саре Лутьенз, без которой ничего бы не было

Подумай о детях.

Прежде всего — в подобной обстановке, в подобном состоянии, когда не можешь сама понять, корчишься ты от злости или в агонии, так, что даже трудно выплевывать слова. Прежде всего, подумай о них…

— Какого черта! Какого черта вы не сказали мне об этом раньше?

— Было не время. Мне казалось, что лучше подождать.

— Лучше чего? — Она сделала шаг к мужчине, который стоял в противоположном углу ее гостиной.

Тот невольно отступал, пока не наткнулся на диван и чуть не свалился на аккуратно взбитые подушки.

— Ты лучше успокойся, — сказал он.

В комнате пахнет освежителем воздуха. На ковре виднеются следы — понятно, что его недавно пылесосили; когда стихают крики, слышно громкое тиканье часов на отполированной до блеска каминной полке.

— Интересно знать, а чего вы ждете от меня? Как мне поступить? — спросила она.

— Я не могу тебе указывать. Это должно быть твое решение.

— Вы считаете, что у меня есть выбор?

— Нам нужно сесть и все спокойно обсудить — найти лучший способ…

— Господи Боже! Вы приходите и вот так просто все это мне говорите?! Вот так, запросто, будто случайно забыли упомянуть о каком-то пустячке? Вы приходите ко мне и говорите все это… дерьмо! — Она расплакалась, но на сей раз не прикрыла лицо руками. Она закрыла глаза и ждала. Ждала, когда на нее вновь нахлынет приступ безудержной ярости.

— Сара…

— Я не знаю вас. Черт, я даже вас не знаю!

Несколько секунд слышно лишь тиканье часов и отдаленный шум автомобилей, да еще на кухне бормочет радио — она сама прикрутила приемник, когда раздался звонок в дверь. В комнате включено отопление, хотя и не сезон и в гостиной достаточно солнечного света, струящегося сквозь затянутые паутиной окна.

— Извини.

— Что-что? — Но она расслышала его слова достаточно отчетливо. Она улыбается, потом начинает хохотать. Она комкает свое платье, сжимая его по бокам в кулаки. Что-то начинает колоть в животе; судорога сковывает верхнюю часть ноги. — Я должна поехать в школу.

— С детьми все будет в порядке. Честное слово, милая. Все в полном порядке.

Она повторяет его последние слова; потом еще раз, уже шепотом. На этот раз слез не унять, как и не сдержать крика, рвущегося изнутри. Как не сдержать нахлынувшего чувства, которое толкает ее в другой конец комнаты — она хочет вцепиться ногтями в лицо мужчины.

Тот поднимает руку, чтобы защититься. Он перехватывает пальцы, нацеленные ему в глаза, и, крепко сжав их, пытается успокоить ее. Отвлечь.

— Тебе надо успокоиться.

— Подлец! Мерзавец! — Она резко отдергивает голову.

— Пожалуйста, выслушай меня. — Ее плевок попадает на верхнюю губу, и слюна стекает ему в рот. Он клянется ей, а слово «клянусь» он употребляет чрезвычайно редко.

И отталкивает ее…

Она вдруг тяжело запрокидывается назад, распахнув рот в крике, и плашмя падает на стеклянный кофейный столик.

Тянутся секунды. Тикают часы. Доносится шум с улицы. Бормочет радио на кухне.

Мужчина делает к ней шаг, потом останавливается как вкопанный. Он ясно видит, что произошло.

Падая, она зацепилась за край столика и ударилась спиной и лодыжкой. Пытается встать, но голова вдруг наливается чугунной тяжестью. Из груди вырывается стон; плечи ерзают по осколкам стекла на ковре. Она лежит, едва дыша, среди разбросанных украшений и столового серебра и тотчас узнает песню, которая звучит по радио. Одновременно она ощущает у себя подзатылком что-то теплое и мокрое. Это что-то заполняет ее рот и струится за ворот свитера.

Осколок…

Пару секунд она размышляет над этим словом — таким нелепым, если повторить его про себя несколько раз. Размышляет о своем невезении. Можно ли быть смертельно невезучим? Должно быть, задета артерия, а может, и две. И хотя она слышит, как ее зовут по имени, и ощущает в этом голосе безысходность и панику, она постепенно затихает и пытается собраться, концентрируясь только на лицах своих детей.

Это — прежде всего.

Жизнь быстро угасает в ней — утекает красной струйкой по мутному стеклу. Ее последняя мысль ясна и понятна. Проста, исполнена любви, полна угрозы.

Если он хоть пальцем тронет моих детей, я его убью.

Знаешь, единственное, в чем я пытаюсь тебя убедить: ты только не беспокойся! Ладно, мам? Дело в том, что волноваться не о чем. Но находясь сейчас здесь и произнося эти слова, я знаю, как они бессмысленны — ты ведь всегда беспокоишься. Мы с Джульеттой считаем, что, если бы тебе не о чем было волноваться, вероятно, тебе было бы не по себе, ты чувствовала бы себя не в своей тарелке: как будто чего-то не хватает. Ты была бы сбита с толку — как тогда, когда тебе кажется, что ты забыла сделать что-то важное, или когда не помнишь, куда положила ключи. Ну, ты понимаешь, о чем я? Если бы ты вдруг не беспокоилась, мы бы сами забеспокоились, почему ты спокойна!

Хотя беспокоиться не о чем. Со мной все в полном порядке. Даже еще лучше. Не скажу, что это пятизвездочный отель, но с кормежкой могло быть гораздо хуже, и ко мне довольно неплохо относятся. Единственное, что не нравится, — лишь второй раз в жизни я сплю на такой неудобной кровати. Первый раз, помнишь, был тогда, когда мы останавливались в той вшивой гостинице в Истборне — Джульетта там принимала участие в турнире по хоккею на траве? Казалось, что в матрац напихали булыжников. Но даже тогда я умудрился, как ни удивительно, немного вздремнуть.

Честно говоря, не знаю, что еще сказать. Что же еще мне так нужно сказать?..

Если только… Если бы ты записала мое любимое комедийное шоу, было бы клево. И никому не разрешай занимать мою комнату, а в школе, пожалуйста, всем скажи, чтобы не расстраивались. Поняла? Кормят хорошо, сплю нормально, даже чувство юмора еще осталось. Поэтому волноваться и правда не о чем. Все нормально, мам! Со мной все хорошо. Знаешь, что? Когда все уладится — может, купишь мне игровую приставку «Сони», о которой я тебе все уши прожужжал? Попытка не пытка, верно?

Слушай, я могу много еще чего порассказать, но лучше не буду затягивать — ты и так понимаешь меня. Мам? Ты поняла, что я пытаюсь сказать, а?

— Ладно, хватит…

Мальчик отрывает взгляд от камеры, к нему быстро направляется человек, в руке у которого шприц. Мальчик сидит прямо, напряженно ожидая, когда к нему подойдет этот мужчина. Он надевает на голову мальчика мешок, пара секунд — и картинка пропадает.