Выхватив компактный скорострел, Лейтенант поднял руку и выстрелил Кояну в голову. Вмиг повисшую тишину прорезал женский крик. Выкрикивая проклятия, мать бросилась к офицеру, но, наткнувшись на выстрел, рухнула рядом с сыном. Следом кинулся отец, офицер выстрелил третий раз. Вскинув руки к груди, мужчина завалился, не добежав до жены и сына. Толпа шевельнулась, послышались гневные выкрики.

В следующую секунду в конец растерянный Тим понял, что в строю он один. Пехотинцы, выхватив оружие, рассредоточились по площади, взяв толпу на прицел.

— Вы знаете правила, — нарушил Рьюд напряжённую тишину, — мы не трогаем вас, вы — нас. Так было и так будет. Представление окончено, всем разойтись.

С места никто не двинулся. Выстрелив в воздух, Рьюд повторил команду.

— Доволен? — указав на Коли, спросил сержант, едва площадь опустела.

— Нет, — глядя, как тела убитых грузят на платформу, ответил Тим.

В груди давило. От понятия, что косвенно, но всё же виновен в гибели этих людей, было противно и тошно. Сержант поморщился от его раздражённого тона, но Тиму было плевать. Что-то внутри переполнилось, и в дополнение к и без того гадкому настроению пришло раздражение. Злило всё. Злил сам себя, злил сержант, всё просто начинало бесить.

— Зачем всё это? — раздражённо спросил он, кивнув в след увозящей покойников платформе.

— В первую очередь урок для местных, ну и для тебя тоже. Тебя сама жизнь учит, что нет здесь места соплям и сантиментам. Здесь сожрут в два счёта, а за наивность заплатишь жизнью. Всё, что вы там придумали на своей забытой богом планетке, здесь не работает. Дам бесплатный совет — живи здесь и сейчас, а не в плаксивом бреду, что застрял в твоей башке. Иначе пропадёшь.

— Ты ведь меня убивал, — огрызнулся Тим, — а теперь вдруг заботливым стал.

— Убивал и убил — разные понятия.

— Если б не Марин, то убил бы, — кидался Тим словами, — а теперь жизни учишь, как правильно, как неправильно. Я для вас — дикарь, — в конец сорвался он, — а сказать, кто такие вы?

— Дерзай.

— Больные кровожадные маньяки. Хуже самого злобного животного. Это вы все живёте в придуманном для самооправдания мирке. Вы считаете, что такие все, и это вас прощает. Но это не так, — подавшись вперёд, почти шипя, тихо выговаривал Тим, — ты видел лица местных во время казни? Да они нас ненавидят. Ненавидят и презирают. Сделать ничего не могут, вот и терпят. Но ты, Скарт, ошибаешься: такие, как ты, не все.

— Да? — спокойно спросил сержант, — по-твоему, кругом добрые все, приветливые? — говоря, Скарт сканировал взглядом окна примыкающих к площади домов, — идём, — сказал он, обнаружив искомое.

— Куда?

— Сюда, — ткнул он пальцем.

Шагнув следом, заметил, как в окне указанного дома дёрнулась прикрывшая его тряпка. Пройдя по ведущей к дому дорожке, Скарт не сбавляя шага, ударом ноги вышиб дверь.

— Это тебе за дверь, — бросив на пол монету, сказал он выскочившей в коридор женщине, — а это, — на пол со звоном упали ещё несколько монет, — за информацию.

Немолодая, одетая в засаленный халат грузная женщина проворно собрала монеты и уже без страха оглядела вломившихся солдат.

— Видела? — кивнув в сторону площади, задал вопрос Скарт.

— Видела.

— Знала их?

— Знала.

— На солдата напали несколько человек. Одного пристрелили на месте, второго только что. Мне нужны имена остальных.

— Я не знаю, кто с ними был.

— Назови имена тех, с кем эти двое здесь тёрлись.

Раскрыв ладонь, женщина принялась демонстративно пересчитывать монеты. Звон, по полу покатились ещё два кругляка.

Спустя минуту, шаркая ногами по дорожке, Тим вернулся к площади, сел на обрамлявший её невысокий бордюр.

— Ну и? — не дал опомниться присевший рядом сержант, — как тебе добрые и приветливые?

— Может, она не понимает? — всё ещё на что-то надеясь, задался Тим вопросом.

— Всё она понимает.

— Она назвала восемь имён, — обескураженно говорил Тим, — ведь будь они там, она же их приговорила.

— Совсем не терзаясь муками совести.

— Но ради чего?

— Ради этого, — покрутив монету между пальцев, пояснил сержант, — и это нормально.

— Если это нормально, то каждый из нас точно так же может продать остальных.

— Может, только никогда этого не сделает.

— Почему?

— Потому что случайных людей здесь нет. Поднявшись на борт, каждый из нас становится частью семьи.

— А я, — с сарказмом спросил Тим, — разве не случайный?

— А разве не ты согласился помочь, когда обратились, ведь ты осознанно рисковал собой ради каждого из нас.

— Ради себя.

— Неважно, важен факт поступка. Разве не ты сжёг глушак, сбивший координацию обороны?

— Я поэтому в экипаже?

— Поэтому.

— А разве не из-за премии капитана?

— Не без этого. Грех было не воспользоваться, но премия — лишь одна из причин.

— Есть другие?

— Я их озвучил, кроме одной, но о ней тебе знать пока рано.

На это Тим лишь равнодушно пожал плечами.

— О том, что из-за премии в гурт тебя затащили, сам додумался или подсказал кто? — как бы невзначай спросил сержант.

— Додумался, — соврал Тим.

Удивился сам, с какой лёгкостью научился лгать. В памяти всплыл случай, когда, стоя перед отцом, в возрасте двенадцати лет соврал первый раз в жизни. Тогда он пыхтел, краснел, не знал, куда деть руки и спрятать взгляд. На пороге семнадцати Тим, глядя в глаза прожжённому убийце, врал, не выдав себя ни единым жестом. Сравнение покоробило, но Тим быстро нашёл себе оправдания.

— Так о чём я говорил? — напомнил о себе сержант, — так вот, мы своего рода злые псы, держащие в повиновении стадо. Стадо должно работать, должно кормить пастуха и собак, что защитят от хищника.

— Стадо? — переспросил Тим.

— Для нас — да. В отличие от сухопутной слизи, где по большей части каждый сам за себя, в космосе всё иначе. На первом плане экипаж, клан. Кто-то зовёт его семьёй. На борту правят жесткой рукой, но все, от капитана до техника, обязаны прийти на выручку члену экипажа в любой ситуации. Это основа основ жизни на корабле. Здесь от каждого зависит жизнь каждого, и это сплачивает, как ничто иное.

— У нас всё было точно так же. Только стадом мы называли настоящих домашних животных.

— Ну, сама святость, — скривил сержант губы, — ты сам пару лет был домашним животным, и что, помогло тебе просветлённое отношение к людям? Только честно.