Присутствие Матвея в моей жизни наполнило ее безотчетной радостью. Пусть он не разделял мои заботы в галерее, за мной был крепкий тыл. Я не чувствовала себя одинокой. А это очень важно – быть нужной не просто обществу, а одному-единственному человеку. Но и общество было в выигрыше. Все, что я делала для людей, для галереи, окрашено светлым, теплым чувством. Радость не покидала меня, когда я дежурила в читалке. И когда вела детский кружок. И когда вместе с Ренатой обсуждала будущее галереи.

* * *

Я постучала в дверь мастерской. После случайного вторжения в их с Игорем то ли сеанс работы, то ли сеанс любви я стала предусмотрительнее. Но сегодня, судя по многоголосью за дверью, в мастерской порядком народу. Не услышав ответа, я тихонько приотворила дверь. Несколько художников (некоторых я видела У Ренаты прежде) бурно обсуждали ее новую работу. Мэтр и безусловный авторитет молодежи Филипп Шиманский заметил меня и воскликнул:

– Пусть лучше нам Елена Павловна скажет, какой мэссидж она видит в этой скульптурной группе! Мы-то с вами живем в этих формах и объемах, а она человек непредвзятый.

Я уже видела изваяния Ренаты в обнаженном, незаконченном виде. Но весь изыск современного гиперреализма заключается в обыденности фактуры. В жизни ведь люди не ходят без одежды, вот и Рената позаботилась о гардеробе для своих персонажей. Максимум подлинности во всем! Если бы я не знала, что передо мной скульптура, я бы прошла мимо этой пары – настолько естественно она смотрелась. На садовой скамейке целовались двое, парень и девушка. Скамейка обычная, как в любом дворике, а лица целующихся, повернутые друг к другу, скрыты от зрителя. Лишь слегка розовели открытые взгляду щеки и уши из полиуретановой пластмассы. Композиция походила на изваяния в музее восковых скульптур мадам Тюссо. Но имела существенное отличие. Персонажи мадам Тюссо даже в полутьме выглядели муляжами – целующаяся пара на скамье казалась абсолютно живой. За счет чего достигался такой эффект, я не могла понять. Это первое свое впечатление я и высказала собравшимся. Художники загомонили. Филипп остановил их движением руки и снова начал мучить меня:

– «Почему» и «как» – оставим эти вопросы профессионалам. Скажите, Елена, что вы чувствуете?

– Как-то жутковато выглядит. Слишком живые.

– Вот, и я говорил! – с победоносным видом воскликнул Филипп. – В этом экзистенциональный смысл гиперреализма!

– А что вас, собственно, пугает? – поинтересовался молодой человек вида хиппи.

Сразу найти ответ нелегко. Я обошла скульптурную композицию. Детали кричали о жизни! Тонкая шея парня, почти подростка, была напряжена и как-то неудобно изогнута. Бледно-розовая кожа казалась совсем живой, и сероватый скатыш грязи темнел за ушной раковиной парня. Девушка некрасиво перекрестила ноги под скамейкой – определенно, ее сейчас не интересовало мнение окружающих. Прическа девушки в беспорядке, а на засаленных волосах парня рассыпана перхоть. И одеты целующиеся скучно: в похожих пухлых куртках (он – в черной, она – в красной) и джинсах. Мелкие изъяны подмечены с такой кричащей полнотой, что места для красоты не оставалось. Однако и взгляд отвести от скульптуры нелегко. Я подвела итог осмотру:

– Только пожар или вид тонущего человека мог бы вызвать у меня похожее чувство.

– К этому и стремится гиперреализм – задержать внимание зрителя! – воскликнул Филипп. – Посмотри, Леночка, на мое лицо! Что ты видишь?

Я видела помятую, жеваную физиономию пожилого мужчины, с уродливой бородавкой у глаза и неряшливой седой бородой. Я замялась с ответом.

– То-то и оно, – удовлетворенно принял мою заминку Филипп. – В жизни мало идеальной красоты. Обязательно какая-нибудь пакость вроде этой,– он ткнул в бородавку, – являет собой природа. Вот это и есть настоящее искусство. Все, до последней морщинки, до волоска из уха – все превратить в арт-объект.

В эту минуту на меня снизошло озарение.

– Я поняла, почему мне страшно. Ужасает неподвижность. От скульптуры веет смертью.

На эту реплику впервые отозвалась Рената:

– Ты близка к разгадке мэссиджа. Каждое мгновение жизни – смертно. Остановить его, показать величие – значит понять ценность проживаемых мгновений. Каждого без исключения.

* * *

Художники продолжили обсуждать скульптуру, но Рената больше не проронила ни слова. Творец не любит объяснять свои «мэссиджи», она и так нарушила неписаный закон.

Рената оживилась, лишь когда веселое треньканье ее мобильника ворвалось в гомон присутствующих.

– Ребята, я вас покидаю. Пока. Елена, загляни завтра, я тебе еще кое-что покажу.

Через несколько минут со двора послышались автомобильные гудки. Рената, накинув коротенькую шубку, недавно подаренную Игорем, выскочила из мастерской. Я посмотрела за окно: там, прогревая мотор, тарахтела машина Игоря. Так я и думала! Филипп поскучнел и как-то враз постарел.

После ухода Ренаты разошлись и остальные Участники предстоящей выставки.

Я тоже оделась и собралась домой. По садику пробиралась с трудом, балансируя на узких дощечках-мостиках. В последние дни тут все изрыли. Неужели, чтобы построить гараж, надо все так расковырять! Котлован прорыли чуть ли не вплотную к нашему маленькому особняку. Или это канавы для труб и коммуникаций? Я так и не удосужилась посмотреть проект гаража, переложив это скучное занятие на Гальчика. В последнее время у меня поубавилось доверия к ней. Я решительно повернулась и пошла назад.

Директор нормалистов Толик Коровец находился у себя в кабинете. Я поздоровалась и попросила ознакомить меня с проектом гаража и планом рытья траншей.

– Елена Павловна, вы голову сломаете на этих планах. Я смотрел, ничего не понял. Приходится полагаться на подрядчиков.

– Что-то чересчур они размахнулись, Анатолий Иванович. У нас скоро открытие выставки, посетители ноги себе переломают.

– Сочувствую и понимаю. Сами страдаем. Сейчас перед выборами мы проводим собрания. Толпы народа приходят, и все балансируют на дощечках. Что делать. Придется потерпеть немного, Елена Павловна.

– Все-таки покажите мне чертежи, Анатолий Иванович. Как-никак, у меня техническое образование, думаю, сумею разобраться.

Анатолий склонился под столом, начал рыться в ящиках.

– Вот незадача, совсем забыл, я же чертежи на экспертизу отдал. Приходится одновременно все направления двигать – по канцеляриям бегать, строительством заниматься, к выборам готовиться. Приходите, Елена Павловна, денька через три. Думаю, чертежи вернут к тому времени.

– А что, дубликатов не имеется?

– У строителей, возможно.

– Хорошо, я дам поручение Гальчику заняться этим вопросом.

– Вам Гальчик еще не говорила, что мы на несколько дней собираемся уехать? На лыжах покататься в Кавголово.

– Первый раз слышу.

– Вот вернемся, тогда и чертежи посмотрим вместе. Да вы не волнуйтесь. Строители свое дело знают.