Где-то недалеко жгли опавшие листья, ветерок доносил горьковатый запах дыма. Александро, подставивший лицо солнцу, проводил дремотным взглядом направлявшихся к роще Цилио и Сильвию, с любопытством посмотрел на взбешенную Розину и понял — добрым отношениям этих двух девушек раз и навсегда наступил конец, а дружба их, меж тем, являлась для краса-горожан образцом и примером. Потом Александро заметил Уго — юного безумца, кому-то грозившего, — и подошел к нему, начал мягко вразумлять, полный сил и энергии:

— Подумай, мой дружок, что ты говоришь, задумайся-ка, мой мальчуган, над своими словами.

— Зарежу! Прирежу его каморским ножом!

— Нельзя, Уго, нельзя, — пристыдил Александро — Ну что ты несешь…

— Каморским ножом, — повторил Уго, обводя людей мутными глазами. — Узкий нож глубоко войдет.

— Очнись, Уго, очнись, — поморщился Александро. — Ты хороший, как все другие, но у тебя разум замутнен, как у всех других, только чуточку больше. Осознай свою ошибку, и все будет в порядке. Я помогу тебе, настойчивые упражнения неизбежно приведут к желаемому результату. Фу, нелепая фраза получилась, ладно, не до стиля сейчас. Приступим, начнем так — скажи, повтори: «Обманул вас, обманууул, — растянул Александро и скороговоркой добавил: — Никого я не прирежу!»

— Острей, я еще острей наточу!

— Уго, Уго, ты не понял! Давай вместе поразмыслим, спросим себя. — И Александро тоненько произнес: — «Кто что мне сделал плохого?» — И басом ответил: — «Никто!» — И снова тоненьким голоском: — «Так почему я должен убивать?» — И опять пробасил: — «Не должен убивать!» — И своим голосом закончил: — Понятно, мой мальчуган? Понял теперь? Если да, повтори: «Никомунеперережугорла!»

— Прямо под лопатку, прямо под лопатку, — пригрозил Уго, и в зеленовато-серых глазах его изогнулись серые рыбки. — Прямо в сердце…

— В сердце?.. — огорчился Александро. — Но это противоречит тому, чему учу я! Вникни в мои слова и в свои, подумай, что ты несешь. — Александро не терял надежды на успех. — Ничего, вразумлю, исправлю тебя рано или поздно.

— Такие, как вы, никого не могут исправить, — вмешался, не выдержав, Дуилио, вместе со всеми потехи ради слушавший его. — Вам подобные только с толку сбивают.

— О, и ты тут! — Александро пренебрежительно смерил Дуилио взглядом, наклонив голову вбок. — Как поживаете, Дуилио, как спалось, малыш?

— Не твое дело! — обозлился Дуилио. — Попрошу соблюдать вежливость.

— Чем я вас обидел? — Александро прикинулся испуганным. — Хотя вы правы — забыл поздороваться с вами, каюсь, но ничего еще не поздно. — И нарочито низко поклонился: — Здравствуйте, здраав-ствууйте, почтенный Дуилио… Как изволили почивать? — И будто бы обеспокоился: — Не мучили ли кошмарные сны?

— Не твое дело… Здравствуй, — проявил все же вежливость Дуилио. — Болтаешь глупости и еще больше мутишь ум ребенка.

— Посоветуйте в таком случае, как поступить, что вам стоит, советодатель…

— Как… как… — Дуилио погрузился в размышления. — Во-первых, главное для него диета и режим. Порядочный человек должен ложиться спать в определенное время, просыпаться в определенное время и…

— А если проснется раньше времени, тогда что — должен прикинуться спящим? — Поинтересовался Александро.

— Не твое дело… И не должен говорить глупости, подобно тебе. Слова его должны быть простыми и ясными, как камешек, брошенный на дно ручья.

— Как это?

— А так, что мои слова придают сложной психологической истории, когда требуется, большую впечатляемость и доходчивость.

— Ах, ах, ах, поразительная ясность и простота! — воскликнул Александро.

Вокруг столпились краса-горожане, в середине круга кроме них стоял и Уго. Мальчик не воспринимал их слов, поглощенный своими смутными мыслями, и крепко стискивал коротенькую палочку, шепча: «В сердце, прямо в сердце, и в живот, и в глотку…»

— Возможно, и моя речь представляется тебе несовершенной? — насмешливо спросил Дуилио. — Возможно, ты и мой повествовательный дар вздумаешь оспаривать или потягаться захочешь, чего доброго, наглец…

— Почему бы и нет, пожалуйста, сударь, попытаюсь, — не так уж глупа поговорка: «Попытка — не пытка».

— Какова дерзость! — обратился Дуилио к согражданам. — Как он не понимает, что смешно со мной тягаться, я возьму верх везде и всюду, в любую погоду.

— Тогда начнем, — Александро вскинул руки. — Давай приступим.

Посреди круга они были теперь вдвоем. Уго, увидев Доменико, испуганно вобрал голову в плечи и, растерянный, на цыпочках вышел из круга, скрылся.

— Ах, Дуилио, расскажите нам историю о благородной даме, — взмолилась тетушка Ариадна. — Обожаю ее.

— Это о какой, той, что утопилась?..

— Нет, о той, что оставила любимого мужа с коварной женщиной и притом, чтобы его не казнила беспощадная совесть, заверила, якобы любит другого.

— Похвальная история, молодчина, — одобрил Александро сиявшего Дуилио, поощрительно хлопая его по плечу. — Только ложь это.

— А? — опешил Дуилио. — Что значит ложь? Как ты смеешь?!

— Ложь, и все. Допустим, даже вправду было такое, все равно фальшь. Понимаешь, Дуилио, маленький, ложь — это ложь, даже если из жизни взял.

— Слышите, что он несет! Чепуха! Как может действительная история быть ложью!

— Прекрасно может, маленький. Представь, иной раз вымысел бывает правдой, придуманное — подлинным, понял или сбил тебя с толку, — Александро погладил его по голове, — мой маленький?..

— Убери руку, с кем ты себе позволяешь… себе… воображаешь!..

— С тобой, Дуилио, маленький, маленький. И если тебе интересно, я расскажу такую неправду, которая правдива.

— Пожалуйста, рассказывай, интересно, как ложь окажется правдой, — так и быть, послушаем, — снизошел Дуилио.

— Послушаем, послушаем, — передразнил его Александро. — Думаешь, я в самом деле тронутый, чтобы прекрасную сказку рассказывать вам всем вместе? Вон, гляньте на Кумео, выкинет какую-нибудь пакость, заорет, а ваш Винсентэ расстегнет воротничок, и только уши затыкай, за ним и Антонио, и ваш весельчак Тулио захохочет… Люди! Я всем вам расскажу сказку о травоцветном человеке, но, извините, каждому в отдельности, — не хочу, чтобы вы опять передрались, как на лекции об улучшении отношений между вами, а теперь, Дуилио и вы все, отправляйтесь-ка домой, видите — небо тучами затянулось, накрапывает, кажется, да, да, дождь пошел, — и вытянул руку ладонью к небу. — Видите, льет, ого, как полил!..

Никто его больше не слушал — все разбегались по домам.

ТУМАН

Не вдруг погрузился Краса-город в непроглядный туман, перед этим его долго заволакивала сырая белесая пелена, уныло, нудно, нескончаемо моросило, по небу расползались клочья сумрачных туч, дороги размякли, а колеса ландо полосовали их глубокими колеями. Намокшие панели сначала глянцевито темнели, но липшая к башмакам слякоть скоро и по ним размазалась, все отсырело. Тетушка Ариадна, укутавшись потеплее, отсиживалась дома; продрогшие прохожие шли молча, с усилием выдирая ноги из липучей слякоти. Город вымок, вымер, затих, даже возницы не покрикивали на лошадей,