– Неважно, в любом случае свои интимные проблемы он решал в рамках приличий, принятых в нашем кругу.

На этом Вадим решил закончить перекрестный допрос свидетеля.

Выгнав кипящего гневом заместителя Гроссмана за дверь, майор занялся Бельковым.

– Давно вы состоите в штате фирмы?

– С девяносто второго, практически с самого возникновения московского отделения.

– Гроссмана знаете… знали хорошо?

– С деловой стороны – да. Могу лишь присоединиться к мнению Жана Демьяновича – шеф был профессионалом высокого класса и в мелкую уголовщину мешаться бы не стал.

«Ну кроме мелкой уголовщины бывает еще и крупная, и подозреваю, ею твой хозяин и не брезговал». – Мысль эту Вадим пока загнал в глубь сознания.

– Какие у вашей службы функции? Не для проверки же педиков он вас держал?

– В основном? Сопровождение ценных грузов и денег, обеспечение конфиденциальности сделок, проверка наличия отсутствия криминала.

– О, – уважительно покачал Вадим головой. – И много вас?

– Я и мой помощник плюс два охранника… Позволите закурить?

Затянувшись «Кэмелом», пояснил:

– Когда возникала необходимость, мы привлекали персонал из солидных охранных предприятий. Отто Янисович не терпел дармоедов на фирме.

– Особый отдел? – осведомился майор, понимающе глядя на собеседника.

– Пограничные войска. – Улыбка чуть тронула тонкие губы Белькова. – Прибалтийский округ, Вентспилская комендатура. Капитан. Но это все в прошлом.

– Ясно. Значит, у вас нет никаких соображений по доводу случившегося?

– Не знаю, что и сказать. Я уже говорил, что думаю это самоубийство. Впрочем, не знаю.

Или секьюрити покойника и в самом деле ограниченный вояка, «механизм, артикулом предусмотренный», как говорили в эпоху Павла Первого, или же ловко прикидывается.

Так ловко, что следователь не может это определить, несмотря на весь немалый опыт.

– Последний вопрос: в доме была прислуга, кроме гражданки Рыбчук? И если да, вы ее проверяли?

– Не имелась, – лапидарно ответил Бельков. – Приходили чистильщики ковров, мойщики стекол, пару раз, когда были проблемы с водопроводом… Но это все через фирмы.

– Ладно, вы свободны… пока. И позовите господина Толстунова.

Что конкретно спросить у этого господина, Вадим до конца не знал.

Но Толстунов, однако, повел себя странно. Заискивающе глядя в глаза, он что-то забормотал, а потом вкрадчиво сообщил:

– Э-э, Вадим Сергеевич, у меня к вам очень важный разговор – не сочтите его только обидным и противозаконным: я ничего такого не имею в виду… Дело в том, что у Отто Янисовича нет прямых наследников – по крайней мере, мне про них неизвестно. А фирма наша располагает филиалами во многих странах, и речь идет об огромных ценностях – художественных и материальных. Пока будет идти следствие, пока начнется розыск этих самых наследников – всякое может случиться, а спрос, если что, с меня. Так что не могли бы вы, так сказать, в частном порядке держать меня в курсе?.. Ничего противозаконного…

– И, конечно, размер вашей благодарности не будет иметь границ? – справился Вадим.

– Нет, отчего же – границы будут. В разумных пределах я готов компенсировать… Заметьте, я не предлагаю взятку – меня интересуют лишь вопросы, касающиеся имущества, – торопливо молвил Жан Демьянович.

– И сколько – для начала?

– Сейчас, видите ли, у меня нет нужной суммы, но в качестве задатка – тысяча долларов сойдет?

– Допустим, – неопределенно высказался Савельев.

Толстунов сунул было руку во внутренний карман пиджака…

И в следующую секунду сердце майора екнуло, потому что в комнату без стука ввалился Зайцев.

– Вадим Сергеевич. – Лейтенант был слегка взволнован. – Мы там нашли тайник!

Увидев сдвинувшуюся на шарнирах стенную панель, Вадим понял задумку неизвестного архитектора и не мог ею не восхититься.

При ремонте особняка строители чуть сдвинули внутренние перегородки, проведя новый коридорчик. В результате образовалось помещение, найти которое можно было или тщательно промерив все стены, или по чистой случайности – как это и произошло.

– Я просто случайно увидел, – взволнованно жестикулировал Зайцев. – Смотрю – щель. Думаю – вроде непорядок, может, что прятали внутри, а там целая комната.

В результате архитектурных ухищрений получился длинный и узкий, сходящийся на клин зал без окон с одной дверью, через которую и вошел Вадим. Стены были покрашены салатовой краской, а полы застелены зеленой, под малахит, плиткой. Освещался зал несколькими бра в зеленоватых же плафонах. Переступая порог, майор ожидал увидеть все что угодно.

Черный алтарь, залитый потеками крови и увенчанный рогатым черепом.

Склад нацистских мундиров и знамен, увенчанный портретом Гитлера в рост человека.

Груду ворованного антиквариата ему по пояс. Наконец, камеру пыток, увешанную разнообразной садомазохистской атрибутикой.

Но ничего этого не было.

Узкая койка у стены с надувным матрасом.

Простой стол, на котором стояли огарки разноцветных свечей и какие-то лампадки. Табурет. И больше ничего.

Непонятно.

Вадим подошел к столу.

Свечи. Судя по виду, самодельные; синие, красные, черные… Черных было особенно много. В чашечках лампадок на дне оставалась пахучая жидкость, в которой плавали полусгоревшие фитили. Ароматические курения, догадался Вадим.

Он что, медитировал тут или молился?

Савельев взял лампадку, принюхался – запах был острый и тяжелый, похожий на церковный ладан. От запаха засвербело в носу, как от шампанского.

Тут он заметил стоящее на краю стола маленькое зеркальце странного черного цвета.

Майор прикоснулся к тонкой каменной пластинке, взвесил ее на ладони…

Посмотрел в антрацитовую глубину.

И… словно что-то непонятное обрушилось на него, нахлынуло со всех сторон…

Из-за блестящей черной грани на него смотрел он сам, Вадим. Но почему-то был не в пиджаке, а в форме подполковника ВДВ, да еще старого образца. Потом – он в гражданской одежде, у какого-то коттеджа. Потом – страх ожег его неробкую душу – сгнивший труп, пролежавший многие месяцы под дождем и солнцем, в истлевшей камуфляжной форме, в каких-то горных зарослях. И он почему-то откуда-то знал, чей это труп.

Все три картинки промелькнули в глубине черного камня, кроме которого, казалось, в мире ничего не было.

– Вадим, Вадим, что с тобой?! – Борисыч тряс его за плечо. – Ты как неживой стал!