Очнувшись, Абигайль увидела лицо Джеймса Моргана, который с тревогой смотрел на нее.

— Что случилось? — ощущая ужасное давление в груди, с трудом спросила она. Язык у нее заплетался и казался каким-то тяжелым и ворсистым, щеки лихорадочно горели.

— Ты очень больна, — ответил он.

В этот миг Абигайль снова вспомнила все. Темная поверхность воды, холод, ледяной ветер, забравшийся под одежду, слишком дорогой подарок Джеймса. Она осторожно огляделась по сторонам. Сомнений не было: она лежала на той двуспальной кровати, которую купил для них Джеймс.

— Я ухожу, — прошептала она, а затем снова провалилась в сон.

На протяжении последующих дней Джеймс Морган не отходил от Абигайль. Вытирал со лба пот, приводил лучших врачей, слушал то, что в бреду говорила больная. Она часто звала мать, но еще чаще — Патрика. И она постоянно повторяла:

— Я ухожу!

Но Абигайль не ушла, даже после того, как полностью поправилась. В тот день, когда она снова смогла стоять на ногах, Джеймс принес ей письмо от Аннабель, повергшее Абигайль в отчаяние. Несколько недель назад ее отец уснул в своем кресле и больше не проснулся. Абигайль плакала дни напролет. Страшный вопрос, не из-за нее ли он умер, не давал ей уснуть ночами.

Единственным, кто утешал ее в эти дни, был Джеймс, на плечо которого она могла теперь в любой момент опереться. Он угадывал каждое ее желание. О женитьбе на другой девушке внезапно перестали говорить. Даже муж не сумел бы помочь девушке больше, чем Джеймс, который по сути вернул ей волю к жизни. Именно в эти тяжелые дни Абигайль не раз спрашивала себя, не должна ли она все-таки стать его женой.

В один из вечеров, когда она полностью выздоровела и решила признаться ему, что теперь готова выйти замуж, он спокойно заявил ей, что на этой неделе женится на Мэри Уолтерс. Поэтому Абигайль не стала говорить ему того, что собиралась. В глубине души она даже испытала облегчение, понимая, что благодарность не может заменить такое чувство, как любовь. Однако же, несмотря на все это, они сблизились, Абигайль считала Джеймса настоящим другом. Ни он, ни она больше не говорили о том, что произошло между ними в тот холодный вечер.

Для Абигайль начались хорошие времена. Женившись, Джеймс стал приходить к ней только по четвергам, но ей не было скучно. Свою роль эльфа из-за болезни она играть не смогла, но Мур пообещал ей роль в «Ромео и Джульетте». Конечно, не самой Джульетты, а няньки, но это было не главное. Мысль о том, что ей придется играть няньку миссис Мур, которой уже наверняка за тридцать, веселила девушку.

Поскольку такой состав был совершенно не идеален, это, в конце концов, заметил даже импресарио, и Абигайль по его указанию все же стала Джульеттой. Его жена плакала горючими слезами, но импресарио утешал ее, обещая более значительную роль, и дал понять, что в роли Джульетты она была бы смешна. В итоге это поняла даже тщеславная миссис Мур.

Абигайль же тем временем с головой погрузилась в работу, радуясь, что по вечерам приходит в свой собственный дом. Порой она принимала гостей, причем круг ее знакомых ограничивался театром. С помощью Арохи она постепенно взяла на себя обязанности хозяйки дома и наполнила его жизнью. Теперь она даже радовалась приятным вечерам по четвергам, поскольку болтать с Джеймсом Морганом было довольно интересно. А он всегда вел себя безупречно. Более того, ей было бы даже ужасно жаль, если бы однажды в четверг она не увидела его кареты у дверей театра.

В вечер премьеры гримерная Абигайль напоминала тропический рай. Джеймс прислал чудесные цветы. Они сверкали желтым солнечным цветом, сочной зеленью, ярким красным и пурпурным. Головокружительный аромат едва давал Абигайль дышать. И, несмотря на это, она радовалась морю цветов.

В последние минуты перед выходом сердце Абигайль едва не выпрыгивало из груди от волнения. Она боялась, что не сможет произнести ни слова, но стоило ей выйти на сцену, как все вокруг было забыто и она полностью отдалась любви и страданиям юной Джульетты Капулетти.

Когда в конце спектакля раздался шквал аплодисментов, девушка не могла поверить в то, что он адресован ей. После представления она была взвинчена, во время небольшого праздника, устроенного мистером Муром за сценой, пила один бокал шипучего французского вина за другим. Раньше ей никогда не нравился алкоголь, но воздействие этого напитка было приятно. Она чувствовала что-то вроде счастья, и ощущение бесконечной легкости становилось приятнее с каждым бокалом. Казалось, за спиной у нее выросли крылья.

Ко всему прочему она поцеловала Джеймса, который постепенно становился для нее все более и более привлекательным. Во время праздника он ни на секунду не отходил от Абигайль. Поэтому ей не показалось странным, что он пошел с ней в гримерную, где она решила переодеться после праздника. Едва за ними захлопнулась дверь, как он страстно обнял ее и неожиданно поцеловал. После того как он приник к ее губам, Джеймс не остановился, а пошел дальше, но, к собственному удивлению, Абигайль чувствовала при этом только желание.

Решив снять платье Джульетты, она попросила его отвернуться, но он проигнорировал это ее желание и стал жадно разглядывать девушку. Впрочем, у нее не возникло никаких неприятных ощущений. Напротив, Абигайль было даже лестно, что он раздевает ее взглядом. Когда по дороге домой он положил руку ей на бедро, словно это было само собой разумеющимся, Абигайль не стала сопротивляться, поскольку ей было приятно, что ее желает мужчина.

Перед дверью дома он вдруг поднял ее и перенес через порог, а она только хихикнула.

— Я хочу еще французского напитка, — попросила она, когда он внес ее в дом.

Он мягко опустил ее в кресло и исчез на миг, а затем вернулся с бутылкой шампанского. Принес два бокала, подал один из них Абигайль, чтобы выпить с ней за успех, но она вдруг почувствовала, что очень устала.

— Отнесешь меня в постель? — проворковала она, тесно прижимаясь к нему, и он крепко обнял ее.

Девушка все еще хихикала, когда он снимал с нее нижнее белье. Негромко постанывая, Абигайль наслаждалась его поглаживаниями. «Патрик», — вздыхала она про себя, закрывая глаза и думая о Мокоиа. Руки Джеймса становились все более настойчивыми и наконец нащупали ее маленькую упругую грудь. Она снова негромко застонала. Все тело пульсировало от испытываемого ею наслаждения. Каждое прикосновение Джеймса усиливало страсть Абигайль, ее желание принадлежать тому, кого она любила когда-то на острове. Нужно было просто не открывать глаза. Когда Джеймс вошел в нее, внутри у нее все взорвалось одним-единственным именем: Патрик!

Джеймс устало рухнул на постель рядом с ней. Страстным взглядом окинул ее стройное тело, посмотрел на ее закрытые глаза. Во время жарких объятий она ни разу не взглянула на него, просто позволяла ему делать с собой все, что ему хотелось. Несмотря на то что она была словно воск в его руках, он почувствовал ее огонь, ее страсть. Горячая волна захлестнула молодого человека, пронзая его от чресел и до сердца.