сыр, ломтики запечённой ветчины, да ещё ухитрилась с набитым ртом сказать Друзелле:

— Леди Друзелла, скажите, пожалуйста, на кухне, пусть дадут ещё мяса. Очень нужно.

— Карла, милая, что с тобой? — удивилась Вильма. — Ты здорова?

— Угу, — промычала я, выпила глоток кавойе, проглотила сыр и объяснила: — Я просто ужасно голодная. Я вчера почти ничего не ела, не успела, а сил потратила много. И крови из меня вытекло не меньше пивной кружки. Надо же это как-то восполнить!

Нам принесли нарезанный окорок с пряностями — и я впилась в него, как ласка в мышь. Вильма рассмеялась и тоже взяла кусочек, хотя по утрам она никогда не ела мяса:

— Ты так ешь, будто это вкусно до невероятия. Я тоже хочу.

Тяпка смотрела на меня и виляла хвостом. Мне было её ужасно жаль: она не могла даже облизнуться. Я только гладила её по голове между делом.

Я слопала ужасно много — и это было блаженно. Стало теплее, мир прояснился, можно жить — и всё окружающее уже не казалось сплошным кошмаром. Мы одевались — и я удивилась, что Друзелла сама меня затянула: я думала, что после такого завтрака для приведения в порядок моей талии потребуется пара солдат.

— Славно, что вы хорошо кушаете, леди Карла, — сказала Друзелла. — Может, чуточку поправитесь, а то тоненькие, как соломинка.

Не чувствовала я себя соломинкой. Я чувствовала себя львицей, не меньше. И видимо, это у меня на лице отразилось, потому что Вильма хихикнула:

— Некроманту полагается быть большим и страшным, да, Карла?

— Конечно, — сказала я с досадой. — Соломинка, а? Привидениям на смех…

Вильма поцеловала меня в щёку:

— Не огорчайся, дорогая. Ястребёнок был очень сильным — просто лёгким.

Хорошо мне было в спальне и будуаре — не хотелось выходить. За стенами — гораздо хуже. Кажется, Вильма тоже об этом думала — мы обе тянули время, болтали о пустяках, шарф не закалывался, волосы топорщились… В конце концов Друзелла заметила, что государыню ожидают в гостиной, и пришлось нам идти как миленьким.

И Тяпка печально потрусила за нами — удивительно чувствовала моё настроение.

В гостиной нас ожидали Раш, Броук и Сейл — и я сразу всё поняла. И Вильма, кажется, тоже.

— Я приветствую вас всех, — сказала она вместо «доброго утра»: какое уж оно доброе! — Скажите, мессиры, каково состояние леди Леноры?

— Она ещё жива, — сказал Сейл. — К сожалению. Мы оставили её на полу, в вашем рисунке, леди Карла, он как будто немного облегчает боль, но она всё равно страшно мучается… я перепробовал все алхимические средства, помогающие бороться с болью, но её не берёт даже опиум…

— Государю тоже плохо помогал опиум, — сказала я. — И напрасно вы её там оставили. Агонию затягиваете.

— Я приказал… — начал Раш и замялся.

Вильма вопросительно подняла на него глаза.

— Мессир канцлер приказал мне составить быстро действующий яд, — тихо сказал Сейл. — Ночью я дал его леди Леноре, она выпила, как воду, но агония всё длится. Мы хотели позвать святого наставника, но при нём ей много хуже… мы вынесли святые символы… всё очень плохо, государыня.

— Ужасно, — прошептала Виллемина.

— Ужасно, — согласилась я. — Но нам надо сделать из случившегося несколько важных выводов. Первый: в Перелесье практикуют чернокнижие — и у леди Леноры в свите была чернокнижница.

— Боевое чернокнижие, — заметил Броук. — И как знать, для чего они ещё могли его использовать.

— Да, — сказала я. — Отсюда второй вывод: нам надо самым тщательным образом проверить Дворец. И входящих проверять… Ну что мне делать⁈ Разорваться?

— Карла, дорогая, — тихонько сказала Вильма, — делай, пожалуйста, всё, что необходимо.

— Да он же такой адово большой! — взмолилась я. — Ну как⁈

Виллемина задумалась — и через минуту просияла:

— Я, кажется, знаю. Я думаю, решение необходимо отложить до вечера.

И до меня тут же дошло! Вот даже как⁈ Ну а почему бы и нет?

— Да, — сказала я. — Прекрасная государыня права, как всегда.

Наши государственные мужи переглянулись.

— Вы собираетесь общаться с существами из Сумерек? — спросил Броук. — Просить помощи? Это не опасно?

— Не опасно, — сказала я. — Я знаю, что для нас опасно. Не это. Если всё выйдет хорошо, завтра же Дворец будет под полным контролем. А пока что — пусть святой наставник обойдёт Дворец с Оком Господним и попоёт… ну, например, «Защити и очисти милостью Своей» пусть попоёт. Не помешает.

— Как же это выходит? — удивлённо спросил Раш. — Вы, дружественные нам существа из Сумерек и тут же — наставник Божий с молитвами… Простите, дорогая леди Карла, у меня не вмещается в голове.

— Так… — и мне, как Валору, захотелось сказать «э-э…», зато не хотелось прямо упоминать вампиров, но я придумала понятную формулировку. — В общем, многие из сумеречных существ служат Предопределённости, Промыслу. Судьбе. А тех, кто не служит, нам и не надо.

Раш понял и кивнул, как поклонился.

— Одной проблемой меньше, — облегчённо вздохнул Броук. — Вторая: мы решаем, как сообщить об этом народу. Умер государь — и сразу же тяжело заболевает его вдова… а когда умрёт и Эгмонд — народ точно решит, что происходит что-то ужасное…

— Оно и происходит, — сказала Виллемина печально. — И мы даже не можем объявить, что государь и Ленора стали жертвой проклятия… Как получилось, что наши люди верят в Творца, но не верят в Сумерки и вообще в тёмную сторону? Вроде бы в Писании рассказывается и о людях, имеющих в Сумерках голос и силу, то есть о некромантах, и о слабых душах, отданных злу, то есть о чернокнижниках. Но люди не верят…

— В Творца верить приятнее, — сказала я. — И не так обременительно.

— В столице уже болтают невесть что, — сказал Броук. — Диву дашься, чего навыдумывали… Ленора кричит, это тяжело скрыть…

— Я прикажу дать объявление о внезапной тяжёлой болезни королевы-вдовы, — сказал Раш.

— Нет, — вдруг сказала Вильма. — О тяжёлой болезни королевы-вдовы, вызванной теми же причинами, что и болезнь и гибель государя нашего Гелхарда. Диверсией и предательством. И предателя наша служба внутренних дел уже раскрыла и назвала: это барон