Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня от души отлегло.
* * *
Детей люди Броука привезли шестерых. Дети сидели в служебном корпусе Дворца, в малой приёмной, которая выглядела не так уж и парадно. За ними присматривала улыбчивая фрейлина из людей Броука, источавшая вкрадчивую опасность, которую дети, я думаю, чуяли.
Ну и ожидаемо это была очень-очень мрачная компания детей. Мальчиков, конечно. В серых казённых мундирчиках, изрядно потрёпанных и залатанных на локтях, в серых панталонах и тяжёлых башмаках. Чтоб сразу было видно: приютские сироты.
С Даром. Никаких экзаменов не надо: я почувствовала.
Пятеро маленьких на нас посмотрели хмуро. Шестой сидел в кресле у окна, к нам спиной — и не обернулся. По-моему, обозначал, что он тут самый старший.
Маленькие были совсем маленькие. С ходу мне показалось, что им лет по десять или около того.
Самый младший и маленький — просто ужасно хорошенький, прелесть какой хорошенький, лапочка. Белый, как снег: волосы белые, худенькое личико белое, как молоко, белые ресницы — длиннющие, прикрывающие громадные глазищи, тёмно-красные, гранатового цвета. В тени. Ну классическое клеймо: таким ребятам свет неприятен до физической боли.
Но хорошенький, как совёнок какой-нибудь. Хотелось поцеловать его в макушку.
Никогда не понимала, почему эта дивная потусторонняя белизна считается безобразной. Вдобавок у него был сильный Дар, в резонанс моему — и он, по-моему, прислушивался к себе.
Рядом с ним сидел плотный парень, у которого часть лица, от виска до верхней губы, всю щёку, закрывал тёмный нарост, покрытый, я бы сказала, мехом. Мне подумалось, что этот мех, наверное, мягче, чем его волосы, — ну, в общем, подружки будут гладить его по этой щеке, когда подрастёт. Взгляд у него был хороший: холодный, прямой и разумный.
А горбун ни на кого не смотрел. В пол смотрел. Ему было неприятно и неуютно — и он не знал, что от нас ждать. И с ним на одном стуле сидел — неужели слепой? По крайней мере, с ходу я подумала так: у него были тусклые глаза, мутные, как залитые молоком.
Слепой некромант — находка. Если правда то, что о них болтают. Как же он там выжил?
Хотя друзья — это серьёзный шанс, а они, наверное, дружили, горбун и слепой, раз умещались на одном стуле вместо того, чтобы сесть удобно.
Пятый поражённо смотрел на меня. Я уже привыкла ходить по Дворцу без муфты — и он уставился на мою клешню. Всё понятно: странные у него были руки. Очень крупные ладони, а большие пальцы — такой же длины, как указательные, тоже с тремя фалангами. Небось простецов берёт оторопь не хуже, чем от клешни: слишком чудно́это выглядит.
Они не встали, а мы и не настаивали. Тяпа подошла к слепому, виляя хвостом, — и я поняла, что он не слепой или не совсем слепой, потому что он протянул ей руку понюхать, точно к морде. Тяпа ткнулась ему в ладони, и он погладил её, как живую собаку.
— Рада вас всех видеть, мэтры некроманты, — сказала Вильма. — Думаю, прежде бесед всем нужно пообедать? А познакомимся за столом.
— Они не знают этикета, — сказал тот, кто сидел к нам спиной, у окна.
— Ну и что? — сказала я. — Теперь не есть, что ли?
Я к нему подошла и развернула его кресло.
Он был тут самый старший, точно. Лет пятнадцать или больше. Чёрный, как я. Под длинной чёлкой — удивительно, как её сохранил, — длинный нос и презрительный прищур.
Без рук. Вообще. Болтались пустые рукава застёгнутого мундира.
— Это проблема, леди, — сказал он мне. — Если жрать ногами — это, наверное, вас шокирует.
— Не попался ты мне раньше, — сказала я. — Просто-таки ты время терял в своём этом приюте. А так-то мы бы могли шикарный номер сделать в балагане уродов: я травлю дохлых котов мёртвой собакой, а ты ногами жрёшь. Не меньше десятки в неделю, я думаю. Серебром.
Он не ожидал. Аж подавился от неожиданности — и все остальные будто выдохнули, чуть расслабились, а беленький совёнок, по-моему, хихикнул.
— После балагана уродов ты шикарно устроилась, — сказал парень без рук.
— Дар — полезная вещь, — сказала я.
— Не спорю, — сказал он. — Если б не Дар, я бы давно сдох.
— Покажешь, как жрёшь ногами? — спросила я. — Интересно.
— Если дашь пожрать — куда я денусь, — хмыкнул он.
— Я — Карла, — сказала я.
— А я — Райнор, — сказал он. Стянул одной ногой с другой ботинок — и подал мне босую ступню, небрежным аристократическим жестом.
Грязную. У него на ноге были до странности длинные гибкие пальцы.
— Баран, — сказала я. — Сначала дама должна подать руку, неуч.
И пожала его ступню.
Здорово же нас с ним тряхнуло! У нас с Вильмой был резонанс, я уже знала это ощущение, но с Райнором оно было куда сильнее. Сильный Дар: я почувствовала, как Райнор полыхнул изнутри, тем самым знакомым неосязаемым жаром проклятой души.
И он попытался удержать мою руку — ногой.
А я не отняла.
— Обалдеть, какой Дар, — сказала я. — Вильма, ты видишь?
Вильма отослала фрейлину распорядиться насчёт обеда — и обернулась.
— Простите, — сказала она. — Я отвлеклась.
И протянула Райнору руку — а он на несколько мгновений растерялся, замешкался.
— Вот теперь правильно, — сказала я. — Тебе дама руку подаёт — ты берёшь. Не спи, светский лев.
Он снова хмыкнул, но в этот раз было больше похоже на смешок. Взял ногой руку Вильмы — и удивился:
— Ты тоже? Клейма не видно…
— Ставить негде, мэтр, — улыбнулась Вильма. — Рада познакомиться, Виллемина Междугорская.
Он отшатнулся, у него глаза раскрылись втрое больше, чем были:
— Королева⁈
А Вильма накрыла его стопу ладонью, как обычно делают с рукой друга, когда хотят её удержать:
— Зову вас на службу, Райнор. Пойдёте?
Он не знал, что сказать, я видела. Только кивнул.
Всё это время парни помладше смотрели на нас во все глаза. И я подошла к ним, протянув руки. Клешню, ага. Чтобы рассмотрели.
До того, как дежурный лакей нам сказал, что стол накрыт в столовой Тайной Канцелярии, мы успели познакомиться со всеми. Белого совёнка звали Ларс, ему было всего восемь лет. Горбуна — Байр, и ему оказалось почти тринадцать, он просто был