— Задний ход, — крикнул Денис. Он выхватил пистолет, но стрелять пока не решался.

Они отъехали метров на шестьдесят — семьдесят, скрылись за поворотом, вылезли из машины и, не сговариваясь, стали обходить противника с разных сторон. Те тоже покинули ставший бесполезным автомобиль и укрылись в несчастливой для них канаве. «По огневой мощи фээсбэшники (фээсбэшники ли — еще вопрос), вполне возможно, нас превосходят», — прикинул Денис. Тем не менее отступать он и не думал. Своего напарника он не видел, но знал, что тот где-то неподалеку, наверняка занял уже удобную позицию.

Он описал широкий круг, обогнул край ямы, упиравшийся в высокий холм, скатился по склону и зашел на противника с тыла.

Страха Денис не испытывал — только охотничий азарт. Карабкаясь по-пластунски в засохших бурьянах, он подошел к краю траншеи и собирался осторожно заглянуть вниз, маскируясь за архиколючим кустом шиповника, но нарвался на очередь. Он сумел отпрянуть в последнее мгновение, одна пуля разодрала куртку на левом плече. Тут же он свесил руку вниз и выпустил наудачу целую обойму и сразу откатился на несколько метров в сторону. Плечо ощутимо кольнуло — видно, все-таки его задело. Секунд сорок все было тихо. Денис отполз еще на несколько метров, сменил обойму и стал прикидывать, что делать дальше: спрыгнуть вниз — рискованно, оставаться на месте — бессмысленно. В это время раздались два выстрела несколько в стороне — там, где, очевидно, залег Демидыч. Забыв обо всем, Денис сиганул в траншею, стреляя перед собой.

Метрах в десяти, прямо под тем кустом шиповника, лежал убитый им минуту назад фээсбэшник. Над левой бровью — аккуратная дырка. Денис представил себе развороченный затылок, и ему стало нехорошо. Стараясь не смотреть на покойника, он рванул вперед, держа пистолет в полусогнутой руке на уровне груди. За поворотом траншеи — никого. У противоположного края его поджидал Демидыч, он был цел и невредим.

— Ушел гад, — сообщил он раздосадованно, — я не стал стрелять, хотя мог его снять. А он, козел, дважды в меня пальнул. Где второй?

— Там. — Денис махнул рукой за спину. Только теперь он осознал, что убил сотрудника ФСБ при весьма сомнительных обстоятельствах. Пусть это была самооборона, все равно история эта может выйти ему боком.

И не ему одному.

Турецкий надел наушники и проверил магазин своего табельного «Макарова». Далеко впереди белела мишень. В соседней кабинке Грязнов пытался показать класс: стрелял с двух рук по двум мишеням одновременно. Получалось у него, в общем, неплохо, хотя пули ложились слишком далеко друг от друга. Турецкий решил взять кучностью. Он высадил всю обойму — пулевые отверстия образовали сплошную дыру размером с пятирублевую монету.

— Круто? — осведомился он, когда мишени подъехали к стрелкам.

— На спор, выстреливаю любую фигуру, — завелся Грязнов, видимо, не удовлетворенный своими результатами, — или давай лучше в крестики-нолики.

Он вытащил из кармана маркер и начертил на мишени сетку 20 на 20 сантиметров. Бросили монетку, Грязнову достались нолики и право первого хода. Едва прищурившись, он виртуозно уложил пять пуль в кружочек в правом верхнем углу сетки.

Турецкий вскинул пистолет с намерением заблокировать центр поля, тщательно прицелился и нажал на спуск. Но в момент выстрела его вдруг что-то толкнуло в сторону, как будто несильный хук слева. Пули веером ушли в потолок, в ушах раздался грохот, а наушники оказались на полу, и как они умудрились свалиться с головы, было непонятно.

— Мазила, — обрадовался Грязнов.

Турецкий поднял наушники и с удивлением обнаружил аккуратную сквозную дырочку в правом, как раз параллельно поверхности щеки.

— Славка! Или я рехнулся, или в меня стреляли.

— Горазд ты сочинять объективные причины для собственных промахов. Стреляй уже!

— Смотри, недоверчивый ты мой. — Турецкий продемонстрировал другу наушники, и они оба растерянно оглянулись.

В тире больше никого не было. Стреляли они в подвале ГУВД, и мероприятие не было запланировано заранее. Просто осточертело все. Гэбэшники, ротозеи из региональных органов, тут еще Денис в переделку попал, да и перспектива по новой углубляться в дело Невзорова тоже не радовала. Решили разрядиться.

Разрядились, называется.

Грязнов стрелой метнулся осматривать все закоулки, которых, как таковых, собственно, и не было, никаких средневековых тайных ниш за коврами и даже окна, через которое мог стрелять снайпер. Турецкий заглянул в каморку, где спокойно попивал чаек добродушный пухленький смотритель тира Егорыч. Он тоже ничего не видел и ничего не слышал.

Примерно просчитав траекторию выстрела, Грязнов отыскал на полу сплющенную пулю, хотя таких там валялось предостаточно и с уверенностью утверждать, что эта — именно та, было невозможно.

— Славка, у тебя в штате нет случайно бестелесных сотрудников? Мы бы тогда сразу вычислили злодея…

— А может, рикошет? Может, это ты сам в себя?

— Или мы слишком близко подобрались к кому-то. Кто-то занервничал.

— Тогда почему не добил? Ведь мог же добить. Одним выстрелом больше, одним меньше…

— Слава, ты уверен в этом Егорыче, мог он купиться?

— Купиться он может и мог бы, но пальнуть и ускакать козликом, так, чтобы мы не заметили, вряд ли. Ему же уже за шестьдесят.

— Да, тут ты прав. И из-за угла стрелять не могли, судя по дырке. Убийца стоял прямехонько у меня за спиной.

— Так почему не попал?

— А ты хотел, чтобы попал?

— Нет. Наверное…

— Наверное?!

— Смотри, у тебя голова, как у лошади, а стреляли с пяти шагов, не больше, ты что, маятник качал?

— Не помню, может, отклонился.

В тир вбежал молоденький дежурный лейтенант.

— Вячеслав Иванович! Вам звонят из Генпрокуратуры, сказали, очень срочно.

— Это не ты звонишь? — поинтересовался Грязнов у Турецкого.

— Не-а.

— Значит, Костя.

Пока они поднялись в кабинет Грязнова, Меркулов уже отключился, но секретарша записала все, что он хотел передать: «Оба! Срочно!»

Меркулов встретил их долгим осуждающим взглядом, заканчивая телефонный разговор, и взглядом пригласил садиться.

— Меня только что вызывали в администрацию Президента…

Турецкий и Грязнов молча ждали, что Костя скажет дальше. Только ради того, чтобы пожаловаться на очередной клистир со стороны начальства, он не стал бы требовать их срочно, да еще вдвоем.

— Вы для себя решили, вообще, Невзоров был хороший или плохой?

— Хороший, — кивнул Турецкий.

— Плохой, — возразил Грязнов.

— Неоднозначный, — уточнил Турецкий.

— Ясно, — вздохнул Меркулов. — Очень сжато изложите, что у нас есть сегодня по этому делу.