какой-то позор, — бубнил, прохаживаясь по холлу первого этажа «Дед». — Нам бы этих гавриков для товарничка, вместо сборной Тегерана, мы бы и им — 7: 0 сделали. Это позор.

И в эти минуты, когда закончилась трансляция матча, и на экране замелькало стандартное объявление: «не забудьте выключить телевизор», я вспомнил, как всё было до моего вмешательства в историю футбола. Этот товарищеский матч Дания — СССР закончился со счётом — 1: 2 в нашу пользу, а потом в Финляндии сборная сыграла — 1: 1. Но сейчас Бесков гораздо раньше появился в главной команде страны, столкнулся в ней с Симоняном и внёс полную и окончательную сумятицу в игру. Теперь в Финляндии, скорее всего по моей вине, будет поражение и ничего уже сделать нельзя!

— Володь, пошли спать, — толкнул меня в бок Сашка Калашников. — Сборную уже не спасти.

— Обидно, что мимо чемпионата Европы пролетаем, — тяжело вздохнул молодой Серёжа Родионов, который ещё на чемпионаты Европы и Мира поездит. — Хотя в Финляндии могут закатить дурака и потом отпинаться в защите. Всякое бывает. Кстати, и ничья оставляет неплохие шансы.

— Какие шансы с такой игрой⁈ — Возразил Старостин. — Завтра с Андреем поговорю. Никон, подожди, — шепнул он мне, когда парни, ночевавшие сегодня в Тарасовке, а таких было почти четверть, пошли на третий и второй этажи по своим комнатам. — Черенкову долги вернули?

— Сегодня в столовой похвастался, что кто-то деньги принёс. Как видите после матча домой уехал. Значит, с женой помирился. — Кивнул я.

— Ещё бы не вернули. Там такие мордовороты к делу подключились, я бы и сам им всё вернул, ха-ха, — улыбнулся Николай Петрович. — Ладно. Завтра выходной. Гуляй пока с этой своей пигалицей.

— Тамара — не пигалица, а миниатюрная девушка, искусное творение матушки Природы, — недовольно пробурчал я.

* * *

На следующий день в четверг 28-го июня в окно моей комнаты светило замечательное летнее солнце. Я почистил джинсы, погладил футболку, помыл, уже запылившиеся, кроссовки, подсчитал финансовые активы и пришёл к выводу, что легко хватить сегодня на цветы, на кино, на ресторан и ещё немало остаться. «Отлично съездили в Белград, — улыбнулся я сам себе, расчёсывая заметно отросшие черные как смоль лохмы. — 30-го второй матч с Тегераном, а 1-го июля уже летим в чехословацкую Остраву, играть с местным „Баником“. Может быть, ещё что-нибудь подзаработаем».

— Бум! Бум! Бум! — Кто-то затарабанил в мою дверь, разбудив соседа Сашку Калашникова, отсыпавшегося перед своим вечерне-ночным рандеву.

— Сейчас уши надеру! — Гаркнул он.

Однако пропустив угрозу мимо этих ушей, в дверь заглянул, а затем влетел Серёжа Родионов и выпалил:

— Никон, срочно к «Деду»! Пришла телеграмма — тебя в сборную вызывают! Срочно!

— Чё хоть там написали-то? — Усмехнулся Калашников. — Приезжай наш дорогой друг Никонов, спасай команду от позора, подпись Бесков, так? Ха-ха-ха!

— Аха, спасайся, кто может, — пробурчал я и подумал, что не хочу я лезть в эту мясорубку, где Бесков, который меня ненавидит, где парни, которых я не знаю, кроме Хидиятуллина. — Слушайте, а может быть мне срочно заболеть?

— Если не полетишь в Финляндию, дисквалифицирую в чемпионате на несколько игр, — авторитетно заявил Родионов.

— Ладно, уговорили, — махнул я обречённо рукой. — Против ветра особо не пось и сишь.

* * *

В среду 4-го июля на красивом, но немного обветшалом Олимпийском стадионе в Хельсинки, где проходил отборочный матч к чемпионату Европы: Финляндия — СССР, лично я сидел на скамейке запасных, как бедный родственник. То, что мою кандидатуру навязали тренерскому штабу звонком из федерации футбола, было ясно и без долгих нудных объяснений.

Константин Бесков, который под молчаливое согласие Никиты Симоняна командовал сборной, за несколько дней подготовки не сказал мне ни слова. А футболисты киевского, тбилисского и московского «Динамо», составлявшие костяк главной команды страны, во время тренировочных двухсторонок старались делать вид, что на поле меня вообще не существует. «Потерпи, потерпи, — поддерживал одноклубник Хидиятуллин. — Нормальные парни, постепенно притрёшься». Я же в ответ шипел: «Такое ощущение, Вагиз, как будто тут одни Пеле и Гарринчи собрались. Только я что-то не слышал, чтобы хоть кто-то из динамовцев стал чемпионом Мира, Европы или на крайний случай выиграл европейский Кубок Чемпионов».

И сейчас сидя на лавке, я завидовал своим товарищам по «Спартаку», игравшим в этот момент в Чехословакии. «Сейчас „Баник“ раскатают, и пойдут в бар пиво чешское дуть, есть жаренные сосиски и пить ароматный кофе. А завтра рванут по пражским магазинам, лепота», — думал я, как вдруг услышал голос Никиты Симоняна:

— Никонов, разминайся! Константин Иванович говорит, что после перерыва выйдешь на поле.

Из-за неожиданного известия, которое означало, что Бесков зарыл топор войны, я пулей вскочил с лавки и кинулся в зону для разминки футболистов, где сделал несколько прыжков из глубоко приседа, затем с десяток упражнений на растяжку и наконец, пару тройку рывочков. И в этот момент на поле наши парни провели сумбурную, но результативную атаку. Хидиятуллин мощно издали пробил прямо в голкипера финнов Пертти Алая, выступавшего за датский клуб «Икаст». Алая пал на колени и неловко отбил мяч грудью, а набежавший киевский динамовец Саша Хапсалис добил мяч в сетку ворот.

— Дааа! — Выкрикнул я вместе с партнёрами по команде и подумал: «А вдруг победим? Ведь сейчас будущее вообще пошло не по плану».

* * *

Однако спустя почти час, когда на часах электронного табло шла 60-ая минута матча, я всё так же грел пятой точкой скамейку запасных. После перерыве меня не выпустили, так как команда выигрывала — 0: 1, а на 55-ой минуте, когда финны сравняли счёт — 1: 1, старший тренер бросил в бой Рамаза Шенгелию, так как захромал Давид Кипиани. Зато меня уже трижды посылали в бокс, где разминались остальные футболисты. «Давай, давай, — приговаривал Симонян. — Пропотей получше, на поле ты должен будешь без раскачки вступить в борьбу».

— В какую борьбу? — Бубнил я себе под нос разогрев мышцы лучше многих футболистов, которые сейчас еле-еле ползали по полю. — Где там борьба? И как только болельщики после этой маловразумительной футбольной жути в исполнении сборной СССР ещё ходят на стадион? Ни паса нет, ни дриблинга, ни ударов, ни комбинаций! Были бы финны помастеровитей был бы позорнейший разгром.

И на 80-ой минует, вернувшись на лавку после пятой подряд разминки мышц, сухожилий и собственных натянутых нервов, я сам себе дал слово, что хрен ещё куда-то пойду! Либо выскочу на поле, и это невыносимое болото разворошу, либо уйду в раздевалку, сколько можно терпеть⁈

— Никонов! — Тут же скомандовал Никита Симонян. — Разминайся, через пять минут тебя выпустим. Проведёшь концовочку в остроатакующем стиле, как ты это умеешь.

— Никита Павлович, я вас, конечно, уважаю, но разминаться больше не пойду, устал. — Упрямо пробубнил я.

— Устал? — Симонян от такой наглости даже встал с лавки. — Тогда иди в раздевалку, принимай душ, справимся как-нибудь без тебя.

И в это момент пелена упала с моих глаз — «сверху» чиновники мою кандидатуру навязали, а здесь, так сказать, «снизу» меня грамотно слили. Поэтому я встал и, громко похлопав в ладоши, напугав остальных сидящих рядом игроков сборной, с улыбочкой на губах произнёс:

— Классный был спектакль, Никита Павлович! Ха-ха! Тогда уж баш на баш. Вот вам мой фокус! Предсказание будущего: вас, товарищ Симонян, больше никогда не позовут тренировать сборную СССР. Вы безуспешно поработаете пару лет с одесским «Черноморцем» и пару лет потренируете «Арарат». Даже меньше. Уволят вас из «Арарата».

— Что ты сказал⁈ — Покраснел как рак второй старший тренер сборной.

— Горькую правду, — криво усмехнулся я и пошёл в раздевалку, но вдруг остановился и выкрикнул. — По-людски надо поступать с людьми!

* * *

А ровно через пятнадцать минут, когда я уже принял душ и переоделся в раздевалку один за другим стали заходить футболисты сборной. И судя по их опущенным головам и хмурым лицам, пока я тут приводил себя в порядок, стряслось что-то на футбольном поле. Но говорить ни с кем из парней, которые возможно по просьбе двух старших тренеров меня тихо в команде гнобили не хотелось. Поэтому дождавшись Вагиза Хидиятуллина, я спросил у него:

— Кто умер, Хидя?

— Кто, б…? — Хмыкнул мой одноклубник. — Атик Исмаил, который нам забил первый ответный