– О, – вздохнула дама. – Это не вещь. Это место.

Она протянула ключ перед собой чуть выше уровня талии, там, где положено находиться замочной скважине, если бы здесь была дверь, и ключ наполовину исчез. Дама повернула его, и невидимая дверь отомкнулась прямо посреди разбитого ключником сада. Дама толкнула дверь, та распахнулась.

Ключ с его красной лентой остался висеть в воздухе.

В дверном проеме ключник увидел залитую золотистым светом комнату с высокими арочными окнами. Десятки свечей стояли на столах наготове к большому празднеству. Слышались музыка и смех, но кто смеется, вне поля зрения. В окна видны горы и водопады, две луны, ярко сияющие на полном звезд небе, отражаются в мерцающем море.

Дама прошла в дверь, подметая длинным плащом золотистую плитку пола.

Собиратель ключей, стоя в своем саду, во все глаза смотрел на происходящее.

Дама вынула ключ с лентой из скважины.

Обратившись лицом к ключнику, приглашающим жестом отвела руку, побуждая его пройти.

Ключник последовал приглашению.

Дверь закрылась за ним.

Больше его никто никогда не встречал.

Закери Эзра Роулинс просыпается где-то давным-давно и за тридевять земель. По крайней мере, таковы его ощущения.

Не понимая, где он, одурманенный, не поспевая мыслью за телом, он чувствует себя так, словно продирается сквозь кристально-чистую трясину. Как будто он все еще во хмелю, но хмель этот какой-то неправильный.

Единственный раз, когда он испытывал что-то подобное, было после ночи, о которой он предпочел бы забыть, когда он перебрал с шардоне. Так вот, сейчас примерно то же яркое, чистое ощущение белого вина: покалывающее язык, островатое, с легким дубовым оттенком. И еще похоже на то, когда встаешь, не помня, как падал.

Он трет глаза, оглядывает размытые контуры комнаты, сбитый с толку тем, что выглядит она непомерно просторной, вспоминает, что он в гостинице, а потом, по мере того как в память прокрадываются сквозь трясину события прошлой ночи, осознает, что находится совсем не в отеле, и вот тут уж захлебывается паникой.

Дыши, приказывает голос в его голове, он благодарно подчиняется приказу и старается сосредоточиться на вдохе, выдохе, еще и еще раз.

Прикрывает глаза, но реальность просачивается сквозь прочие чувства. В комнате пахнет недавно потухшим огнем в очаге, сандаловым деревом и чем-то темным, глубоким, что не поддается определению. Где-то вдалеке слышится звон, который, должно быть, и разбудил его. Матрас и подушки мягкие, как зефир. Любопытство ведет безмолвную войну с тревогой, которая мешает дышать, но он все-таки понуждает легкие работать медленно и равномерно, и тогда любопытство берет верх. Он открывает глаза.

В комнате стало светлей, сквозь янтарного цвета стекла, встроенные над дверью, сочится из коридора свет такого теплого тона, что похоже скорей на закат, чем на рассвет дня. В комнате больше предметов, чем он успел разглядеть с вечера, и даже без очков видно, что у кресла стоит викторола, на каминной доске – свечи с восковыми потеками, а над камином висит морской пейзаж с парусником.

Закери на всякий случай еще разок трет глаза, но комната остается прежней. Не зная, что теперь предпринять, неохотно встает с зефирной постели и приступает к некоторой имитации своего обыденного утреннего распорядка.

Сброшенная вчера одежда валяется в ванной, одеревеневшая от краски и грязи. Любопытно, имеется ли здесь прачечная. Любопытно, но проблема стирки возвращает его в реальность, ведь ни сны, ни галлюцинации с такими земными проблемами, похоже, не сочетаются. Попробуй вспомнить хоть один сон, в котором присутствовала бы мысль “мне понадобятся свежие носки”, вряд ли выйдет.

В ванной тоже полно вещиц, которых он с вечера не разглядел: в зеркальном шкафчике обнаруживаются зубная щетка, зубная паста в жестяном тюбике, несколько аккуратно надписанных баночек с кремами и маслами и лосьон после бритья, пахнущий корицей и бурбоном.

Рядом с ванной, отдельно – душевая кабина, в которой Закери немало усилий прикладывает к тому, чтобы смыть с волос золотую краску и соскрести ее с кожи. В затейливых мыльницах там – несколько видов мыла, все с запахами древесными или смолистыми, как будто и впрямь приняты во внимание все ароматические пристрастия постояльца.

Завернувшись в махровую простыню, Закери проводит инспекцию дальше, надеясь обнаружить что-нибудь, что можно надеть взамен его пришедшего в негодность костюма.

По одной из стен высится гардероб, подавляя собой несоответствующий ему по стилю комодик. И оказывается, там внутри есть не только то, что можно надеть, – там есть, из чего выбрать. Ящики комода заполнены свитерами, носками и нижним бельем, шкаф завешен рубашками и брюками. Все, похоже, ручной работы, натуральные волокна и никаких лейблов. Он выбирает коричневые льняные брюки и зеленую, цвета мха, рубашку без воротника с полированными деревянными пуговицами. Достает из ящика серый вязаный свитер, очень похожий на тот, что дома у него один из самых любимых. В нижней части шкафа – несколько пар обуви, и, разумеется, вся она ему по размеру, что вызывает вопросы больше, чем одежда, поскольку та большей частью свободная или легко подгоняется, и, в общем, в размер угодить нетрудно, он ведь тощей среднего, а вот обувь даже как-то пугает. Повыбирав, он надевает коричневые замшевые туфли, до того ладные, будто сшиты они на заказ для него лично.

Может, тут водятся эльфы, которые сняли с тебя мерку и сшили туфли, пока ты спал? – ехидничает голос в его голове.

Я-то надеялся, что ты у меня – голос разума, мысленно отвечает ему Закери, но продолжения дискуссия не имеет.

Ключ от комнаты и компас Закери надевает на шею. Подумав, прибавляет к этому еще и меч Дориана. Пытаясь отогнать тревогу насчет того, что стряслось с Дорианом там, наверху, отвлекается на осмотр комнаты, хотя без очков толком мало что видит. Разве если рассматривать вплотную, вблизи – но это значит, что осваиваться придется шаг за шагом, малыми дозами.

Он снимает с полки книгу, какая попалась, и вспоминает к месту сюжет, который фигурировал, кажется, в одной из серий “Сумеречной зоны”: казалось бы, читай, сколько хочешь, а как – очков-то нет. Открывает ее наугад – и видит текст ясно и отчетливо!

Поднимает от книги глаза. Кровать, картины на стене, камин и все остальное предстает перед ним с той безошибочной размытостью по краям, которую придает окружающему его миру офтальмологический коктейль из близорукости и астигматизма. Переводит глаза на книгу.

Это томик стихов. Эмили Дикинсон, скорее всего. Абсолютно читаемо, шрифт четкий, хотя и мелкий, видно все вплоть до примечаний и крошечных запятых.

Положив книгу, снимает с полки другую. Та же история, читай не хочу. Возвращает обе на полку, идет к письменному столу, где лежит томик в коричневом кожаном переплете, тот, что он по просьбе Дориана добыл в Клубе коллекционеров. Интересно взглянуть, сработает ли этот трюк с арабской вязью и с иллюстрациями. Однако ж, раскрыв книгу на титульном листе, Закери видит, что не только иллюстрации четкие, но и название – по-английски: “Судьбы и сказки”.