— Аслан и Андрей?

— Ага! Они, видишь ли, поставили себе цель, — саркастично изрек Ярослав, вскинув руки, — найти путь домой! Бред. Хм. Так ты, выходит, с Асланом и Андреем знаком?

Рэй качнул головой, невольно припомнив, что с теми сталось.

— С ними я за Журавлика не переживаю, отличные ребята, — кивнул Ярослав. — Андрейка у нас волшебник или типа того! Геройский талант колдовства получил, представляешь? Ха, только вот колдовство еще не освоил. Вроде бы какой-то туман умел призывать. И то — в безветренную погоду! — рассмеялся воин, звякая доспехом. — А вообще, мы с ними…

— Послушай! — перебил Рэй. — Что за тема с этими тетрадками? Зачем мою забирал, что в них такого важного?

Ярослав перестал качать ногой. Поднялся. Деловито уселся, подогнув ноги, и опять принялся рассматривать якобы героя перед собой.

— Вот такие вопросы и заставляют сомневаться в тебе. Что за герой не знает о дневнике?

Рэй в очередной раз пояснил, что его призыв прошел совсем не гладко, а кот из Башни мало что объяснил. Ярослав только прицыкнул и, с характерным высокомерием, принялся объяснять.

— Тетрадка. Она называется… ну, вообще-то, в Башне ее никак не назвали, но мы, настоящие герои, конечно, зовем ее дневником! А как иначе? Нужен он, понятное дело, чтобы записывать свои подвиги. Или же, — задумался Ярослав, — если подвигов пока нет, то просто всё, что с тобой происходит. Сколько угодно пиши — не закончится, вот за это Башне спасибо. Можешь сведения полезные заносить, карты местности, приметы зверей и чудовищ, информацию об известных людях Княжества. Можешь даже рассуждения, мысли излагать.

— Тоненькая, много мыслей не запишешь.

— На твою башку хватит! Не-ет, если ты и правда герой, — усмехнулся Ярослав, — то надо тебя в Башню возвращать, как производственный брак! Не понял, что тетрадь бесконечная?

Рэй поднял свою, запросто пролистал от начала до конца, ни в какую бесконечность не провалился и вернул на Ярослава вопросительный взгляд. Воин театрально ударил себя по лбу, затем выхватил тетрадь и начал медленно и демонстративно перелистывать:

— Вол-шеб-на-я! Твоя понимать? Пока пишешь, страницы не заканчиваются. На, — метнул предмет обратно, — можешь хоть сто томов сюда занести. Причем всегда открывается на той странице, какая тебе нужна. Ты б заметил, если б хоть что-нибудь записал, кроме этого бездарного рисунка.

Рэй принял дневник, и правда дивясь собственной непрозорливости.

— Твой с каракулями, конечно, никакой ценности не представляет. А вот, — Ярослав с любовью глянул на свой, — ты слышал о вещах Великих Героев?

— Настя упоминала. Волшебные предметы, обладающие паранормальными свойствами. Сказала, что они стоят очень дорого.

— Дорого, ха! — высокомерно цыкнул Ярослав. — Дорого — это хорошим оружием с челядью драться, — он качнул головой на свое копье, а потом на охотников. — Вовсе не в деньгах цена геройских вещей. Как ты уже понял, Великие Герои давно свалили из этого мира, да дьявол бы знал куда! Но многие их вещи остались и даже нашли отражение в сказках и былинах. Как же эти сказочные вещи отыскать спустя столько веков?

— Дневники… — внезапно осознал Рэй, — у Великих Героев они тоже были, да?

— Вижу дотумкал. Дневники Великих Героев — не только единственная зацепка, ведущая к легендарным вещам, но еще и ключ к истории, к тому, что произошло века назад! С кем или чем первые герои бились за этот мир? Чем закончилось сражение? Почему всё повторяется?!

По коже пробежали мурашки, когда Ярослав, тоже вдохновившись, пылко задал последний вопрос.

— Ух, зябко становится, — потирая предплечья, сказал один из стрелков, — а ну-ть, еще полешко до огня закинь.

— Да и не холодно вовсе. Иль ты костер поярше сделать хочешь, а? — с издевкой ответил второй стрелок, укладывая два толстых полена поверх огнища.

— Не боись, мы от кудлатой гадины далёко. Ему легче до лагеря сходить на обед. Что ваше кудлатое величество изволит откушать, курочки аль свинки? — подтрунивал рогатчик, подсовывая стрелку то один, то другой кусок фазана.

— Брехачи! — возмутился в ответ стрелок. — Без кудлатого тут хватает. Сами знаете, что это за лес.

— А что это за лес? — включился Рэй в разговор следопытов.

Те заговорщически переглянулись.

— Айх, — отмахнулся командир, который до сих пор сидел в стороне от вечерней болтовни. — Волки-кривотолки. Еще давно молва была, значт. Что именно в этот лес люди почём-то уходят. Не пойми на кой! Никому слова не говорят, уходят и всё. И не возвращаются, конечно. Оно как зовет их кто-то, манит. А потом, ну, тут их повешенными находили. Раз несколько.

Рэй слегка побледнел. Он бы ни за что не испугался глупой деревенской байки, да только вспомнился Яшка! Которого как раз и заманили в лес. Этого, впрочем, никто не вешал.

Вдалеке опять ухнула птица, новым, еще более злобным голосом. Рэй обернулся, вглядевшись в слепой лес — тот будто бы смотрел в ответ. Небо — матовое и черное, словно тушь, высилось над биваком, и будто бы ничего не осталось в мире, кроме этой махонькой полянки, освещенной последним во Вселенной костром.

— Чушь какая. Кто ж их вешает-то?

— Да леший знает. Давно ж то было! Много лет уже никто не терялся тут.

«Ага, не считая Яшки».

— Дак, — неуверенно вступился рогатчик. — Тут, бишь, деревень-то не осталось. Была одна, еще при бабке моей, да как-то разъехались все. Авось, с того и не теряются, что некому уже?

Стрекот костра наполнял плотную тишину, в которой каждый обдумал нехитрое умозаключение. Рэй так и смолчал о Яшке. Он хотел было спросить про шептуху, о которой судачили заключенные, но командир следопытов отмахнулся:

— Нормально всё, лес как лес! — крякнул он, уперев руку в колено. — Раскудахтались, несушки.

— А горемыки же? Горемыки же равно дело бродят, — не унимался один из стрелков, — еще с тех времен, стало быть.

Группа помолчала, глядя в оранжевые языки пламени, что дрожали в тихой, безветренной ночи. Головня треснула, и уголек стрельнул из костра.

— Ну, — приосанился капитан, поймав любопытный взгляд Рэя, — горемыка — эт повешенный и есть.

Вдалеке прокатился протяжный вой, на который собаки синхронно подняли головы, навострив уши.

— Ага! Токмо оживший, вообще-то! — с усмешкой уточнил рогатчик, который дорабатывал самострел другого стрелка, поврежденный Ярославом. — Оживший повешенный — каков видок, а?

— Ну говорю, молва, значт, есть, — продолжил старший, — ежели повешенный на солнечном месте висит, то ничего ему не будет: иссохнет, истлеет, да и боги с ним. А ежели где-то в тени повесили, с северной стороны дерева, во влажном лесу, да дождей прошло, в общем, не иссыхает тело, но и не гниет. А лешим-то такие мертвяки противны, что земли не касаются. Да