– За Францию, и дай Бог мне не выиграть твоих коней, Сильвестр!

Внезапно раздался звон, заставивший Клеону вздрогнуть. Она догадалась, что мужчины бросили бокалы через плечо, и те разлетелись на мелкие кусочки. После этого они, должно быть, вышли из комнаты, ибо их голоса, толкующие о чем-то обыденном, зазвучали в отдалении и постепенно стихли.

Опомнившись, Клеона с раскаянием поняла, что подслушивала. Причем подслушивала намеренно и долго. Ей было стыдно за себя, но любопытство оказалось сильнее прочих чувств. Что все это значит? Что происходит? Один за другим в голове у нее родилось с дюжину различных вопросов, неразрешимость которых почти оглушила ее, лишая возможности подумать над ответами.

По узкой лестнице Клеона быстро вернулась наверх. Пока она поднималась, ее охватил страх: что, если она случайно захлопнула дверь и теперь не сможет выбраться? К счастью, потайная дверь оказалась открытой. Очутившись в спальне, она торопливо захлопнула ее.

На площадке перед спальней было пусто; никто не видел, как Клеона впорхнула обратно в свою комнату. Она постояла, прислонившись спиной к двери, затем медленно прошла через всю комнату, поставила свечу на бюро и, опустившись на коврик перед камином, прижала пальцы ко лбу.

Слово за словом она постаралась восстановить в памяти подслушанный разговор, но трудно было припомнить все сказанное. Ясно было одно: герцогу грозила какая-то опасность, навстречу которой он шел намеренно, разыскивая какой-то непонятный список. Но какой? И что могло быть в этом списке?

Во всяком случае, Фредди это знал, но не хотел ехать, пока герцог не упомянул имя Питта. Сначала Клеона не могла сообразить, кто это; затем точно молния сверкнуло: бывший премьер-министр! Блестящий молодой человек, который ушел в отставку и вернулся к себе в поместье, где теперь сажает яблони! Ну конечно, мистер Уильям Питт[58]был премьер-министром все годы, пока шла война с Францией.[59]

Она слышала, как один из приятелей ее отца говорил, что с наступлением мира Питту наскучила служба. Вот почему он уступил свой пост Аддингтону, своему ничем не примечательному протеже, которого никто особенно не желал видеть в этой роли.

Клеона напряженно думала. Что ей известно о мистере Питте? Она вспомнила, что как-то раз у них дома обедал член парламента от местного округа, старый друг отца, с которым тот учился в Оксфорде. Весь обед разговор шел только о политике. Девушке было довольно скучно; тем не менее, она прислушивалась к разговору, поскольку ее мать часто повторяла, что хорошие манеры требуют «выказывать интерес к тому, что интересует других».

Закрыв глаза, Клеона мысленно перенеслась в тесную, бедно обставленную столовую родного дома.

«Питт считает, – вновь услышала она слова члена парламента, – что Наполеон подписал Амьенский мирный договор только по одной причине: ему нужно выиграть время для создания военно-морского флота. Он понимает, что не сможет победить нас до тех пор, пока у него нет кораблей. Мой знакомый в прошлом месяце был во Франции и слышал, что Бонапарт приказал за год построить двадцать пять военных кораблей».

«Не верю, – возразил викарий. – По-моему, за девять лет Европа устала от войн. Народы жаждут мира и больше не возьмут в руки оружие».

«Аддингтон тоже так считает, – отозвался член парламента. – Как известно, через десять дней после подписания мирного договора, утверждая свой первый бюджет, он отменил подоходный налог, введенный Питтом. Большой флот, в Торбее,[60]расформирован, морская пехота распущена, а число военных кораблей, готовых к плаванию, со ста сократилось до сорока. В следующем месяце будет демобилизовано сорок тысяч моряков. Остается лишь молиться о том, чтобы самим себе не надеть петлю на шею».

«Я убежден, что вся Европа, вкусив однажды мира, никогда не пойдет на возобновление военных действий, – упрямо сказал викарий. – Народ воспротивится этому, как бывало прежде».

«Я часто думаю, – медленно произнес член парламента, – не даем ли мы тем самым Наполеону передышку? Через пять-шесть лет у него будет двести боевых кораблей и на море он станет так же непобедим, как на суше. Ты когда-нибудь встречал людей, которые не желают быть победителями, не рассматривают победу как личное достижение, ради которого стоит пойти на любые жертвы?»

«Я буду молиться усерднее прежнего, – с расстановкой сказал викарий, – чтобы, добившись мира, Великобритания смогла сохранить его».

«Аминь!» – отозвался член парламента, но Клеона поняла, что он остался при своем мнении. Ее мать молчаливо сидела на другом конце стола и с тревогой прислушивалась к разговору.

Припомнив теперь этот разговор, Клеона смутно догадывалась, что герцог как-то связан со всем этим. Иначе зачем ему было говорить о Питте? И что это за список, настолько ценный, что он готов поставить на него двух вороных? Клеона знала, о каких конях идет речь. Они были предметом радости и гордости старого Джебба. Будь её воля, она отдала бы все на свете, лишь бы владеть ими. Что же это за список? Почему он так важен для герцога? Зачем они едут во Францию и отчего Фредди так опасается за исход путешествия?

Вопросы роились у Клеоны в голове, дразня и совершенно выводя ее из себя, поскольку ни на один из них она не знала ответа. Тем не менее, девушка была совершенно уверена, что ключи ко всем тайнам находятся в руках одного – человека – графа Пьера д'Эскура. Она не сомневалась, что именно его Фредди и герцог называли Хорьком.

Поездка в Дувр могла бы стать для Клеоны увлекательным приключением, если б не два обстоятельства, помешавшие этому. Во-первых, ехать пришлось вместе с герцогиней в карете, хотя ей страшно хотелось мчаться в высоко поднятом фаэтоне, которым правил герцог.

Увидев этот экипаж с огромными желтыми колесами и высоким сиденьем, она с первого взгляда поняла, с какой огромной скоростью он будет двигаться, когда в него впряжены четыре идеально подобранные лошади серой масти, и пуще прежнего подосадовала, что родилась женщиной и вынуждена путешествовать подобающим слабому полу образом.

Досада ее ничуть не уменьшилась, когда она услышала, как герцог и Фредди Фаррингдон держат пари о том, сколько времени займет дорога в Дувр.

Во время поездки из Йоркшира в Лондон Клеоне казалось, что карета герцогини мчится с невообразимой скоростью, но теперь она знала, что высокие фаэтоны созданы специально для быстрой езды. Герцог ничуть не преувеличивал, пообещав побить рекорд, установленный принцем Уэльским в 1784 году, по меньшей мере минут на пятнадцать.