— Ага, — ответил он.

Я чмокнула его в губы:

— И купим змеек-тянучек.

Ваня улыбнулся — ничего не понял.

В 13:30 я была дома. Сняла толстовку, надела самую красивую футболку. Сварила кофе и села за стол в комнате. Положила перед собой телефон и ждала 13:40. Я хотела окончательно убедиться, что мой таинственный собеседник — всего лишь недобрый шутник, кем бы он ни был. И когда ничего не произойдет, а я была уверена, что ничего не произойдет, тогда я позвоню Ване, и он за мной зайдет. Мы пойдем в Таврический, а может, в оранжерею. Будем говорить друг другу глупости и есть мороженое. Или уедем на Крестовский и будем до тошноты кататься на аттракционах.

13:40.

Пусть пройдет еще минута.

Чудо-остров, парк аттракционов на Крестовском. Мне было лет семь. Мама ушла за билетами на колесо обозрения, мы с папой остались ждать ее у макета бэтмобиля. Сначала сделали миллион фоток, вместе и по отдельности, кричали: «Я человек — летучая мышь!», потом сидели на бэтмобиле, набирая ее номер, — она не отвечала. Ветер гонял сухие листья по мягкому настилу, падали капли дождя.

Уже тогда я была как флюгер — угадывала малейшее изменение их настроения. Вот мама не отвечает на двадцатый звонок. Вот папа нервничает — поджимает губы. Вот уже злится — сжимает-разжимает кулаки в карманах.

Она пришла через сорок минут, счастливая и рассеянная, протянула папе помятые билеты.

— Встретила в очереди Иру. Говорит, последние образцы дают хорошие показатели. Представляете, что начнется?

И, продолжая говорить об образцах, потянула нас к колесу обозрения. Мы с папой были так измучены ожиданием, что ничего ей не сказали. В стеклянной кабинке папа мрачно молчал — на улице стемнело, никакого обзора не получилось.

13:42. Я потянулась за телефоном и нажала на кнопку последних звонков. Но вдруг что-то…

…рука, убирающая волосы со лба

верхушки сосен и облака

меч с рукояткой из фольги

смятый плащ и шлем

запах эспрессо и оладий

лавандовое мыло

пробирки и пробирочки

белый халат

лицо в толпе

поцелуи по утрам…

Я поняла, что, если ждала три года, могу подождать еще полчаса. Секунды отщелкивались оглушительно и медленно. Мне показалось, что прошло много времени, но, когда раздался телефонный звонок, я увидела, что было всего-то 13:48.

— Дорогая, меня хорошо слышно?

— Да, мама.

Ее голос пробивался через эти три года словно по тоннелю на дне моря, о который бились чудовища: древние крокодилы, мегалодоны, плотозавры. От каждого удара в трубке скрипело и щелкало.

— Дорогая, твой телефон наверняка прослушивают, поэтому…

— Нет, уже нет, — ответила я, с благодарностью вспомнив Миру.

— Тогда возьми ручку и записывай.

Я поискала ручку, но не нашла. Взяла один из карандашей, разбросанных по столу, рисунок с чудовищем и на его обратной стороне записала мамин план побега.

У меня было всего три часа.

— Попроси помочь друзей, но тех, о которых они не знают, — сказала она.

Флешки нашлись в ящике папиного стола (она, конечно, знала, что их там десятки). Я взяла две. На одну записала скачанный из файлохранилища файл «p0|IzII», на другую — «$//|». К последней прибавила то, что мы с Мирой скопировали в НИИ.

Потом набрала номер и, когда на той стороне в клеенный-переклеенный скотчем телефон с разбитым экраном ответили: «Нино-о-ок, здоро-о-ова!» — договорилась о встрече.

Собрать чемодан с самыми необходимыми летними вещами для меня и папы — пять минут.

— Если что-то забудешь — купим на месте, — сказала она.

Когда маленький черный чемоданчик с пацифистскими картинками был набит и закрыт, посмотрела в зеркало. Хотелось причесаться, но не было времени. Прошлась по квартире, стараясь запомнить всё так, как остается.

— Мы еще долго не сможем вернуться, — сказала она.

Потом положила в рюкзак карандаши и альбом и вышла на улицу.

Чемодан на колесиках отсчитывал каждую трещину в асфальте, когда я шла к вестибюлю метро «Площадь Восстания». Прохожие с удивлением рассматривали девочку, натянувшую капюшон в теплый солнечный день. Поднимая голову, я видела маскароны, они ободряюще улыбались и подмигивали мне.

ТЕО900 давал побочные результаты, и мама с дядей Лешей настаивали на продолжении клинических испытаний. У них было подозрение, что препарат при воздействии на бактерию туберкулеза вызывает мутации естественных и приобретенных антител. То есть лечит и ослабляет одновременно, открывая дорогу любым инфекциям. Но инвесторы и Вадим Петрович хотели запустить препарат как можно скорее. Мама предложила одновременно проводить дополнительные исследования, но ей отказали. Тогда они с дядей Лешей пригрозили обнародовать результаты испытаний. Вадим Петрович предупредил, что если они не успокоятся, то пострадают их семьи. Они долго не могли поверить, что их научный руководитель, с которым играли их дети, всерьез им угрожает. Но все именно так и было. А потом к ним пришли незнакомцы с оружием.

Улитка ждала меня в вестибюле, с ней были двое мальчишек, таких же веселых и развязных.

— Слушай внимательно, дело очень важное, — сказала я, глядя прямо ей в глаза.

Нас толкали люди, сновавшие вокруг, задевали плечами. Потолочные светильники мягко освещали красный мрамор вестибюля.

— Нужно сделать все очень быстро, тогда они не успеют нас перехватить, — сказала мама.

Я достала из кармана сверток — флешку, завернутую в кусок рисунка с чудовищем, на обратной стороне которого было написано полное имя Клочкова, его телефон и рабочий адрес.

— Отнесешь вот этому человеку, поняла?

— Поняла.

— Сначала позвони. Передай лично в руки. Тут написан адрес. Поняла?

— Да че тут непонятного-то? — возмутилась Улитка.

— Возьмешь своих друзей с собой, с ними безопаснее, — сказала я. — Прямо сейчас. Как можно скорее. Сделаешь?

— Конечно, — она широко улыбнулась, показав передний отколотый зуб. — Для тебя-то! Ты ж моя…

— Всё-всё, мне пора, — я увернулась от ее объятий. Но перед тем как уйти, взяла и крепко сжала ее руку. — Спасибо.

— Да не за че, ты че.

Натянув капюшон, я вышла на улицу, огляделась. Ничего подозрительного, но я чувствовала, что просто так уехать нам не дадут.

У них в руках были доказательства побочных эффектов препарата, но испытаний было все еще недостаточно. Даже опубликованное разоблачение не остановило бы выпуск ТЕО900 на рынок. Было уже сделано слишком много публикаций о победе препарата над туберкулезом. Слишком большие деньги были вложены, поэтому маме и дяде Леше угрожали убийством. Но было еще кое-что, самое главное. Они с дядей Лешей считали, что лекарство можно исправить. Нужны только дополнительные исследования и испытания, которые заняли бы месяцев шесть, ну, может, год. Они решили скрыться, прихватив с собой результаты испытаний. Они верили, что спасут мир от туберкулеза. У них был план. Сначала исчез дядя Леша. Пока он обустраивал походную лабораторию под Питером, мама помогала мне бороться с моим первым чудовищем.