Наконец он, пошатываясь, вывалился из дома, жутко кашляя, с двумя рюкзаками на плечах. На лице, покрытом сажей, ярко выделялись белки глаз. По моему выражению лица он, должно быть, догадался, что выглядит устрашающе, потому что стал стирать рукавом куртки сажу, еще больше ее размазывая.

Тяжелые снежинки кружились между нами, покрывая его грязное лицо светлыми веснушками.

– Буран набирает силу! – прокричал он. – Нужно найти укрытие, пока не поздно.

Мэйсон был прав. Липкий мокрый снег летел на нас по склону горы. Сугробы, и так уже покрывавшие землю, быстро росли. Снег облеплял стволы деревьев и пригибал ветви. Никто сейчас в горы не двинется: ни полиция, ни папа. Мы предоставлены сами себе.

Нужно было прятаться. Никакой другой хижины поблизости я не знала, оставалось только искать упавшее дерево или пещеру, и мы потащились, с трудом передвигая ноги. По пути Мэйсон снял с себя флисовую шапочку и отдал мне. За последние полтора дня я стала с подозрением и даже отвращением относиться к таким маленьким проявлениям его «галантности», но сейчас с готовностью приняла ее. Носки промокли еще раньше, и у меня зубы стучали от холода. Я уже была готова променять гордость на любую порцию тепла.

– Спасибо, – выдавила я.

Он кивнул, не разжимая бескровных посиневших губ; на коротком ежике волос заблестели снежинки. Я знала, что надо бы вернуть шапочку, но так замерзла, что отвернулась и притворилась, что ничего не замечаю.

Надо было бы посмотреть карту, найти ближайшее к нам укрытие. Но я не могла придумать, как достать ее, не показав Мэйсону. Узнай он про карту, я стану ему не нужна: заберет – и спасайся каждый, кто как может. Кроме того, если бумага намокнет, могут потечь чернила. Или, хуже того, карта порвется, а то и вовсе расползется.

Мы шли и шли, медленно и осторожно делая каждый шаг, проверяя, что под снегом нет ничего острого, прежде чем перенести на ногу вес тела. Облака закрыли луну, и стало темно, как никогда, даже фонарики мало помогали. Пальцы на ногах онемели; я крепко сжимала зубы, и все равно клацала ими от холода. Пригнувшись от порывов ледяного ветра, я сосредоточилась на ботинках Мэйсона – каждый раз, когда он делал шаг, заставляла себя повторить его. Широкие плечи парня загораживали меня от самого страшного ветра, но тот пробирался в обход, залезая под куртку и облизывая кожу ледяным языком. Вскоре мозг отключился, и я сосредоточилась просто на переступании ногами.

А мои мысли обратились к тому, к чему обращались всегда. К Келвину.

– Я выхожу! – объявила Корби из-за дверки примерочной в JCPenney. Я слышала шуршанье шелка, когда она подошла к двери, открывая защелку. – Не лги мне: я сразу же пойму, что ты врешь.

Я сидела на пуфике в кабинке напротив, открыв дверь настежь. Поспешно дописав эсэмэску, я нажала «отправить» и украдкой уронила телефон в сумочку, немедленно ощутив себя виноватой – мне не нравилось что-либо скрывать от Корби.

– Обижаешь, подруга! Я никогда тебя не обманываю, – заявила я не без угрызений совести.

Корби нарисовалась в проеме в фиолетовом платье с корсетом, юбка затрепетала у ее щиколоток, когда она повернулась на мысках, как диснеевская принцесса.

– Ну? Что скажешь?

– Оно же лиловое.

– И?

– Ты говорила, Медведь терпеть не может лиловый.

Корби состроила преувеличенно выразительную мину:

– Так я для того и покупаю это. Чтобы помочь ему изменить свое мнение. Если он увидит, как я великолепна в лиловом, то поймет, что на самом деле обожает его.

– А его ты тоже заставишь надеть лиловую бабочку?

– Хм, да! – Корби закатила глаза, демонстрируя всю невероятную глупость моего вопроса. – Это же бал. Надо согласовать костюмы – тем более что наша фотография того и гляди попадет в выпускной альбом!

– Выпускные альбомы всегда черно-белые.

– Вот зануда! Да ты хоть попробуй примерить одно-единственное платье! – умоляюще протянула Корби, хватая меня за руки и пытаясь отлепить от пуфика. – Слушай, в прошлом году мы вдвоем ходили за платьями для бала, и обе принимали участие. Я хочу, чтобы в этом году было все так же. Что случилось с нашими парнями? Поверить не могу, что ни один до сих пор тебя не пригласил!

Я не говорила Корби, что меня приглашал Бретт Фишер, но получил отказ. Я не принимала приглашений, неофициально встречаясь «кое с кем». Трудно сказать, как долго еще я могла держать все это в тайне. Да, это было тайной, которую я поклялась не раскрывать, пока не осознала, что она способна прожечь дыру в моей груди.

В сумочке завибрировал телефон.

– Кто тебе пишет? – заинтересовалась Корби.

– Наверное, папа. – С нарочито скучающим видом я тряхнула хвостиком.

Корби расплылась в улыбке, предвкушая вкусную сплетню.

– Бритт, дорогая, у тебя есть тайный поклонник? – поддразнила она.

– Ага, – невозмутимо ответила я, опустив голову, чтобы скрыть краску, залившую лицо.

– Что ж, надеюсь, ты скоро найдешь себе партнера, – уже с серьезным видом сказала подруга, – потому что я не получу от бала никакого удовольствия, зная, что ты в это время сидишь дома, уставившись в телевизор, ешь мороженое и толстеешь. Слушай, идея! А как насчет того мужика, который все с тобой заговаривает, когда мы идем на математику?

– Э… Ты про мистера Бэгшоу?

Корби хлопнула себя руками по бедрам, словно танцор в видеоклипе.

– Да, он самый. Старше тебя, запретная любовь и все такое… Самое то для нашей Бритт.

– Следующее платье, пожалуйста, – холодно произнесла я.

Едва Корби снова исчезла за дверью примерочной, я схватила мобильный. Меня ждала эсэмэска от Келвина.

«Мы сможем сегодня увидеться?»

«А чем ты хочешь заняться?» — ответила я.

«Выберись из дому около одиннадцати. Захвати купальник. Узнать меня нетрудно: я буду в джакузи с коктейлями».

У Верстеегов был бассейн на заднем дворе с джакузи, но как бы ни хотелось провести вечер с Келвином, я уже устала от постоянного секретничанья и тайных свиданий по ночам.

Келвин говорил, что Корби еще не разгадала наш секрет – и никто не разгадал. Убеждал, что, сохраняя все в тайне, мы делали наши отношения только увлекательнее. Я же хотела объяснить ему, что мне уже шестнадцать, что время игр и тайн закончилось, но боялась, как бы он не воспринял это неправильно. Кэлу, в конце концов, было почти девятнадцать. Кто я такая, чтобы давать ему советы, как нам встречаться?

– Я слышу, как ты пишешь! – пропела Корби из-за занавески примерочной. Я почти видела, как она возится с молнией, примеряя очередной туалет. – А предполагалось, что все твое внимание будет уделено мне. Блин! Почему у нас нет настоящего магазина одежды?! Это, конечно, круто, что в нашем городе десять «Макдоналдсов» на человека, но где Macy’s? Придется заказывать платье по Интернету.