Элен достала его, и это Роже начинало надоедать. Черт побери, у него своих дел хватает! Да, он согласился быть диспетчером в ее интриге. Но не более того. Он говорил ей: не спеши с газетой. Сперва получи текилу, а уж потом поливай ее грязью и вместе с ней и брата, если ты никак не можешь без этого обойтись. В конце концов, у каждого свой бизнес, каждый ведет его по-своему.

А теперь? Вдруг что-то случилось? Мексика — то еще местечко. Сам бы он туда ни ногой.

Элен жаждет скандала, думал Роже, оборачивая мягкой тканью очередную головку Стэйси. Ему казалось, что любой скандал, судебное разбирательство подпитывает Элен, придает ей сил. Может быть, тем самым она жаждет выделиться из своей толпы, которую она называет «своим кругом»?

Зазвонил телефон, Роже вынул трубку из кармана рабочей куртки и поднес к уху.

— Ну что? — услышал он задыхающийся голос Элен.

— Пока тишина.

— То есть как? — Голос Элен зазвенел от ярости. — Мне не нужна тишина! Скандал уже запущен! Его нужно довести до апогея! Газета сверстана, они только ждут сигнала от меня!

— Ну так дай сигнал, — равнодушно посоветовал Роже.

— Но я могу его дать только тогда, когда текила будет там, где она должна быть! На полках калифорнийских магазинов!

На Роже внезапно навалилась тоска. Плечо, которым он прижимал трубку, само собой опустилось, и трубка готова была ускользнуть вместе с голосом Элен.

Но, к несчастью, ускользнула не трубка, а мраморная головка, которую он неловко держал в руках. Она упала на металлический резец и раскололась. Роже в ярости отшвырнул трубку в дальний угол мастерской, голос Элен надрывался, требуя ответа, а Роже он казался похожим на собачий лай.

— Да пошла ты к дьяволу, ведьма!

Он стоял и смотрел на разбитую вещь, над которой трудился долго и вдохновенно. Медленно, осторожно, в голове зрела мысль — а не знак ли это ему? Похоже, то, что он воспринимал как игру, как любопытный поворот в жизни, может разбить его собственную жизнь вдребезги. Она разлетится, как эта вещица, которую он так любил.

Элен. Роже повел плечами. Из-за нее разбилась его вещь. Вот-вот разобьется жизнь ее брата, она сейчас на очереди. Так может быть, Элен Гарнье разбивает все, к чему прикасается? Какая страшная женщина! А он намерен соединиться с ней?

— Идиот! Самый последний дурак на свете! — Роже выкрикивал все гадкие слова, которые знал, а знал он их предостаточно, и каждое адресовал себе.

Стэйси влетела к нему и замерла.

Она увидела, что случилось.

— Роже! — выдохнула она. — О, Роже, как мне жаль!

Он резко повернулся к ней. Потом внезапно на его лице появилось что-то похожее на улыбку.

— А мне — нет! Я рад! Я просто до смерти рад!

Стэйси похолодела. Она не сомневалась, что скульптор тронулся умом от потрясения.

— Конечно, ты думаешь, я спятил.

— Но…

— Сейчас ты должна сделать одно дело.

У Стэйси отлегло от сердца.

— Роже, все, что угодно!

— Я напишу записку, а ты отвезешь ее одному своему знакомому. — Он внимательно посмотрел на нее и уточнил: — Очень близкому.

Сердце Стэйси забилось в тревожном ожидании, она кивнула. Роже подошел к столу, открыл блокнот.

— Ты не хочешь послать ее по электронной почте? — робко спросила она.

— Не хочу.

— Хорошо. — Стэйси ждала.

— На улицу Оффенбаха. Возьмешь мою машину.

Он быстро написал, сложил листок и отдал Стэйси.

— Он… там?

— Да.

Роже знал, что Гай Гарнье дома, об этом ему сообщила Элен, которая приставила человека следить за братом.

— Последняя? Погоди, не выливай, — остановила мужчину Рамона. — Ее надо спрятать.

— Сама спрячешь? Или мне закопать?

— Закопай.

Мужчина взял бутылку, положил ее в ящик и опустил в ямку, которую быстро выкопал неподалеку от карьера.

— Вот и похоронили. — Он отрывисто засмеялся, и в тишине ночи этот звук был похож на треск недавно сломавшегося черенка лопаты.

— Я думаю, мы скоро за ней вернемся, — сказала Рамона.

Мужчина кивнул.

Они трудились уже несколько часов подряд, и теперь, когда дело почти закончено, Рамона испытывала искреннее расположение к этому немолодому мексиканцу. Она и предположить не могла, что ей так повезет. Не иначе, это Фрэнк помогает ей с небес.

Когда прошлой ночью Рамона подогнала грузовик к воротам, не выпуская из руки револьвер и готовая на все, она никак не ожидала такого приема.

Двери проходной распахнулись, на порог вышел мужчина и уставился на нее.

— О Господь Всемогущий… — прошептал он. — Как бы я хотел услышать от Тебя, что в кабине сидит Фрэнк Сталлер.

Рамона опешила, всматриваясь в лицо мужчины, освещенное слабым светом уличного фонаря.

— К сожалению, Фрэнк нас покинул.

Голос Рамоны дрожал от возбуждения, но мужчина счел, что это из-за печали по Фрэнку.

— Я знаю, дорогая. Я знаю. Входи. Ты — Рамона, его внучка. Я узнал тебя, хотя ты здорово выросла.

Рамона улыбнулась, все еще не веря в свою удачу.

— Да, если можно так сказать, выросла. А вы… — Она свела темные брови на переносице, пытаясь вспомнить его. Ну конечно! Тот самый мужчина, который в ресторане Фрэнка угощал ее пульке, а потом… — Но как вы оказались здесь? Вы ведь жили в совсем другой деревне!

— Не спрашивай, как я не спрашиваю тебя, что ты тут делаешь ночью. Многие знания — многие печали, — философски изрек мужчина.

— Не буду спрашивать вас, но сама расскажу.

Рамона рассказывала и испытывала облегчение, она освобождалась от тяжкого груза, который придавил ее и который она больше не в силах нести одна. Сама от себя не ожидая, она рассказала и о том, как заблудилась в своей жизни. Она смотрела на почти незнакомого пожилого мужчину и видела своего деда. Мужчина слушал ее так, как слушал бы Фрэнк. Он смотрел ей в лицо, и по глазам его было ясно: он все понимает. Он ничему не удивляется. Он поможет ей всем, чем только сможет.

— Поэтому я здесь, — закончила Рамона.

— Выходит, ты знаешь, кто старается свалить твоего мужа?

— Да. Но у меня нет доказательств.

— Что ж, даже слабый ветерок над агавой оставляет свой след. — Он хмыкнул. — Ну что ж, пойдем посмотрим…

Он вынул первый ящик из тех, которые ей загрузили в деревне, внимательно изучал этикетку. Потом принялся вынимать ящик за ящиком. Затем он прошел на склад, где стояли уже приготовленные к погрузке ящики с настоящей текилой.