Собаки, обогнав его, пропали в темноте впереди. Обычное дело. Они любили гоняться за зайцами и за низко летящими над землей риназанами. Абасард услышал короткую суету в траве сразу за бугром и, покрепче перехватив посох, ускорил шаг – если собаки поймали и убили зайца, значит, завтра будет больше мяса.

Добравшись до бугра, он остановился, выглядывая в темноте собак. Не видно. Абасард нахмурился, потом негромко свистнул – вот сейчас они прискачут к нему. Однако ответом была только тишина. Удивленный Абасард нагнулся к земле.

Впереди и справа несколько сотен родара пришли в движение – что-то их побеспокоило.

Волки? Синецветские кавалеристы, с которыми бригадир заключил контракт, расправились с местными хищниками давным-давно. Даже койотов разогнали, да и медведей.

Абасард осторожно двинулся вперед. Во рту внезапно пересохло, сердце заколотилось в груди.

Вытянутая рука уткнулась в мягкую теплую шерсть. Одна из собак лежала неподвижно, не реагируя на его прикосновение. Рядом с шеей шерсть намокла. Абасард провел рукой – и пальцы окунулись в разодранную плоть там, где должно быть горло. Рваная рана. Волк. Или один из полосатых котов. Но котов он даже сам не видел – только шкуры; и то привезенные далеко с юга, от границ Болкандского королевства.

Всерьез перепуганный, юноша двинулся дальше и вскоре нашел вторую собаку – у той была сломана шея. Причем оба удара явно произошли одновременно, иначе одна из собак залаяла бы.

Сломанная шея… но нет ни ран, ни слюны на шерсти.

Родара двинулись еще на полдюжины шагов; их головы поднялись на вытянутых шеях, а уши навострились. И по-прежнему никаких испуганных звуков. Значит, нет пугающих запахов, нет паники: кто-то привлек их внимание. Тот, кому они привыкли подчиняться.

Ошибки быть не может: стадо угоняют. Поверить невозможно! Абасард повернулся и пошел обратно. Двадцать тихих шагов, и он побежал – к лагерю.

Кнут Красной Маски обвился вокруг шеи пастуха – старый летериец, хорошо видный на фоне тьмы, глядел, застыв, на пришедшее в движение стадо. Резкий рывок – и голова пастуха покатилась с плеч, а тело, всплеснув руками, упало набок.

Последний, отметил Красная Маска, выпрямившись. Не считая того, которому хватило соображения броситься наутек, хотя и это его не спасет. Что ж, захватчики должны были понимать, чем рискуют, – они воры. Наслаждались не принадлежащим им богатством, захватили чужую землю, заносчиво решив, что она послужит им. Все равно что мочиться на духов в земле – за безрассудство и святотатство надо платить.

Эту мысль Красная Маска отбросил. Духи сами постоят за себя и сами отомстят, со временем – они столь же терпеливы, сколь и неумолимы. Не следует выступать от их лица. Такая праведность будет лишней и неискренней. Правда вот в чем: Красная Маска был рад стать орудием мести оулов. Мстить лично, а значит, с еще бо́льшим удовольствием.

Достав нож, он склонился над оторванной головой старика, срезал лицо летерийца, скатал его и запихнул к остальным в набитый хрустящей солью мешок на поясе.

Большинство пастушьих собак подчинились оул’данскому псу – теперь они вместе с более крупным и уродливым зверем будили все стадо и гнали на восток.

Абасард был в сорока шагах от лагеря, когда увидел, как одна из палаток валится набок, шесты ломаются, веревки рвутся, а громадное двуногое существо топчет ее, пронзая когтями тела внутри; крики пронзали воздух. Склонив голову набок, демон продолжал топтаться, задрав хвост. В передних лапах у него были громадные мечи.

Еще одно чудовище пробежало рядом, направляясь к дому бригадира. Абасард увидел, как кто-то попытался убраться с пути – но недостаточно быстро: громадная голова метнулась вперед, повернувшись, и челюсти сомкнулись на голове человека. С хрустом рептилия подкинула тело вверх. Труп пролетел по воздуху и, грохнувшись на землю, откатился в костер, подняв сноп искр.

Абасард застыл, парализованный ужасом. Этого человека он узнал. Тоже должник, он ухаживал за тетей Абасарда и постоянно смеялся.

Появилась еще одна фигура. Десятилетняя младшая сестра Абасарда бежала прочь из лагеря – она выскочила из палатки, обитатели которой умирали под ударами кровожадных мечей. Это наша палатка. Отец…

Рептилия подняла голову, заметила девочку и метнулась следом.

Абасард вдруг понял, что бежит прямо к чудовищу.

Если демон и заметил его приближение, то не обращал внимания – до самого последнего момента, когда Абасард занес посох, надеясь ударить зверя по задней ноге, воображая, что сможет сломать кость…

Ближний меч взметнулся, так быстро, так…

Абасард рухнул на мокрую траву, чувствуя, как тепло уходит из тела; тепло утекало, а сам он остывал. Он смотрел, однако ничего не видел, лишь ощущал какую-то неправильность: он лежал на боку, но голова плотно прижималась ухом к земле. Под головой должно быть плечо и рука… Именно оттуда утекало тепло.

А дальше – часть груди как будто тоже пропала.

Юноша чувствовал правую ногу – она колотила в землю. Но не чувствовал левую. Непонятно.

Очень медленно он повернулся на спину и уставился в ночное небо.

Как же много там места – до этого потолка никому не дотянуться, и под ним могли бы жить все. Без тесноты, в мире, места хватит всем.

Абасард удивился, что радуется тому, что пришел сюда, увидел, стал свидетелем, понял. Радуется, даже умирая.

Красная Маска вышел из темноты туда, где ожидал Масарк с летерийской лошадью. За ним двигалось стадо родара: доминантные самцы впереди глядели на Красную Маску. Собаки лаяли и покусывали родара на другом фланге. Далекие крики двух других молодых воинов показывали, что они там, где и должны быть.

Забравшись в седло, Красная Маска кивнул Масарку и развернул скакуна.

Масарк молча смотрел на далекий летерийский лагерь, где, похоже, продолжалась нечестивая бойня.

Его охрана. Он возьмет за шкирку вождя гейнтоков. Он поведет нас на войну с летери. Он – Красная Маска, который отрекся от оул, только чтобы вернуться.

Я думал, что он опоздал.

Теперь я думаю, что ошибался.

Масарк вспомнил о своей Смертной ночи – воспоминания налетели, как крылатые демоны. Он лишился рассудка в той вырытой берлоге, и не осталось почти ничего, чтобы вернуться, когда его ослепило утро. Сейчас безумие улеглось, трепыхаясь на кончиках пальцев, слабое и дикое, еще нерешительное, не готовое действовать, проявить себя. Ничто не сдержит его. И никто.

Никто, кроме Красной Маски. Моего вождя.

Который дал волю собственному безумию много лет назад.