Раз в неделю Кирилл выезжал с Катей за покупками и сам выбирал для нее наряды. Конечно, все они были белыми, начиная от летних платьев и сарафанов и кончая свитерами, пуловерами, шерстяными юбками. Он даже сам покупал ей нижнее белье лучших фирм и колготки самого светлого оттенка.

Через день одна из послушниц, профессиональная массажистка, делала Кате массаж с ароматическими маслами, разминая не только мышцы, но и некие энергетические точки, через которые она лечила и подпитывала организм.

Каждая точка отвечала за определенный орган: под коленками — за придатки, на плечах — за легкие, на предплечьях — за сердце…

Катя действительно поздоровела и стала чувствовать себя гораздо лучше. Но может, дело было не в целебном массаже, а в отдыхе и хорошем питании?

Кожа Катина теперь была нежного розового цвета, а не напоминала больше серый пергамент. Пепельные волосы, вымытые дорогим японским шампунем и ухоженные бальзамами и кондиционерами, блестели и вились пышными волнами.

В фирменном американском салоне Кате подобрали на компьютере прическу, а потом точно исполнили выбранную стрижку на ее голове.

Незаметно для себя самой и окружающих Катя постепенно превратилась из милой застенчивой девушки в молодую светскую даму. Девочка из аристократической детской, холеная и нарядная, ничем не напоминала скромную труженицу оптовых рядов.

И она больше не стеснялась высказывать свое мнение. Ей хотелось поделиться с окружающими полученными знаниями.

В это морозное утро Катя проснулась рядом с Кириллом. Она уже привыкла к тому, что остаться на ночь в квартире на Тверской и юркнуть к Димке под бочок ей удается все реже — от силы пару раз в неделю.

Видимо, брат Кирилл не хотел лишать ее возлюбленного мужских радостей, ограничив их среднестатистической медицинской нормой.

А Дима не роптал, когда Катя вечером звонила домой и говорила, что ей придется остаться, — он знал, как щедро оплачивается ее «сверхурочная работа».

Итак, Катя проснулась… Она потянулась под пуховым одеялом, посмотрела в окно, в котором был виден кусочек ярко-голубого неба, и сразу поняла шестым чувством, что день сегодня совершенно необычный.

— Кирилл, — позвала она, — скажи, сегодня что-то случится? У меня какое-то волнение…

Он улыбнулся:

— Ты почувствовала? — и бросил на постель длинную шубу, собранную из белых пушистых хвостиков с темными кончиками. — Прими, царица. Это настоящий горностай.

Катя зарылась лицом в мягкий невесомый мех… Нет… не то… Сердце ждет еще какой-то радости…

— Мало?

— Ну что ты… — слабо возразила Катя.

— Не лги… Я же вижу, что ты уже знаешь…

— Не знаю… честно…

— Мы едем на бал, — торжественно объявил брат Кирилл.

И Кате на секунду показалось, что время повернуло вспять, мгновенно открутило свое колесо на век назад… и она не современная девушка, а девица на выданье, которую впервые вывозят в свет на сезонные зимние балы…

…Весь день был посвящен подготовке: ванна, маникюр, массаж, прическа, макияж… И когда Катя подошла к большому зеркалу, на нее глянула оттуда незнакомая величественная дама.

Высокая прическа, открывающая тонкую шейку, смотрелась как старинный парик, густо накрашенные ресницы казались неимоверно тяжелыми и норовили опуститься вниз, полуприкрыть сияющие голубые глаза, чтобы пригасить немного, спрятать их неприлично восторженный блеск.

А вечернее платье из тонкой белоснежной шерсти элегантно облегало фигуру. Покрой казался совсем простым, без лишних деталей, но именно эта простота и стоила баснословных денег. Единственным украшением была длинная нить прозрачных индийских аметистов.

Кирилл объяснил Кате, что этот камень — талисман рожденных под знаком Рыб, он защищает от пьянства, сглаза и порчи. А ее надо беречь от дурных глаз, потому что ее тонкая натура легко поддается чужому воздействию.

«Разве? — удивилась Катя. — А ведь он прав… Я всегда кому-то подчиняюсь, словно не имею права голоса. Сначала родителям, потом Димке, а теперь вот Кириллу. Такой затянувшийся инфантилизм… Все мне указывают, как жить и что делать, словно я совсем несмышленыш… Но что поделаешь, если мне приятно подчиняться тем, кого я люблю и уважаю. Ведь настоящая любовь — когда растворяешься в любимом до конца, без остатка, становишься с ним одним целым… А значит, теряешь себя…»

Парадный подъезд недавно отреставрированного особняка был украшен разноцветными мигающими лампочками, а над дубовой массивной дверью крест-накрест были закреплены пушистые еловые лапы. От них исходил тонкий запах хвои.

— Праздником пахнет, — сказала Катя. — Но ведь до Нового года еще целая неделя…

— Это прием в честь католического Рождества, — пояснил Кирилл. — Мы приглашены в качестве одной из ветвей христианства, хотя я лично считаю, что нас нельзя причислять к верующим в Христа, ведь мы чтим Богиней лишь мать его…

Катя отвернулась, не дослушав Кирилла. Это было впервые за несколько месяцев…

Но оправданием служило то, что уже два года Катя не была ни на каких празднествах. Ни средств для этого, ни знакомой компании у нее не было. Она знала лишь работу и дом… а теперь лишь Кирилла и совместные молитвы с паствой…

А ей, оказывается, так хотелось оказаться в нарядной толпе, ей хотелось праздника, она устала от однообразных будней, от затворничества…

А здесь столько нарядных дам… играет музыка, блестят украшения… по паркетному залу кружатся пары…

Кирилл двумя пальцами повернул ее лицо к себе, цепко ухватив за подбородок, посмотрел в глаза и строго сказал:

— Слушай меня. Запомни: твоя задача — молчать, смотреть и слушать. Запоминай все, что тебе скажут, все, о чем тебя спросят. Потом расскажешь мне, кто и что говорил. Ты поняла?

Катя кивнула. Он подал ей руку, поправил свисающий на щеку локон, отряхнул горностаевую шубу… Похоже, он волновался, как примет Катю это высокочтимое собрание…

— Иди спокойно, не суетись, — напутствовал он. — Не верти головой по сторонам. Ты не должна их замечать, они должны заметить тебя.

Брат Кирилл выждал, когда оркестр окончил играть одну мелодию и еще не начал другую. Танцующие пары в это время разошлись с середины зала, и Кирилл с достоинством вывел в центр Катю.

Она сразу оказалась на перекрестье сотен глаз. И одновременно с ее появлением стоящий спиной к собравшимся дирижер взмахнул палочкой, и оркестр послушно заиграл вальс Штрауса, словно мелодия была специально посвящена Катиному появлению.

Кирилл легонько сжал ей пальцы, напоминая о своем предупреждении, и Катя постаралась не глазеть по сторонам со вполне понятным любопытством, а смотреть перед собой строго и неприступно.