В соответствии с ритуалом юных медиумов, как мальчиков, так и девочек, или, как называл их Калиостро, «голубков» и «голубиц» (colombe), «воспитанников» и «воспитанниц» (pupille), начинали готовить к сеансу накануне. «В день накануне прорицания надобно велеть отроку опуститься на колени, затем возложить левую руку ему на голову, а потом, взяв в правую руку меч, трижды коснуться его мечом: сначала правого плеча отрока, потом левого плеча отрока, а затем его головы. После следует обдуть ему лицо и велеть ему поручить себя Предвечному, а также велеть ему хранить свою невинность, полагаться на величие и доброту Бога и на могущество Великого Кофты. После наставления Магистр или Магистресса нежно целует голубка в лоб. Таким образом Магистр или Магистресса совершают мистическую жертву, посвящая нежное создание Предвечному»8. Накануне или непосредственно перед сеансом магистр нередко давал «голубкам» что-то выпить, скорее всего какое-то одурманивающее средство.

Интересно, что в 1843 году некий санитарный инспектор Анри признался, что в десятилетнем возрасте он несколько раз побывал Калиостровым «голубком». Анри утверждал, что никаких фокусов магистр не проделывал, но после сеанса он всегда все забывал. Очевидно, Калиостро умел погружать детей в состояние гипноза9. Впоследствии Калиостро станут упрекать за «нежный поцелуй», обвинят в попытках соблазнения невинных «голубков», в излишней чувственности и даже в «нетрадиционной ориентации». Впрочем, есть и противоположное мнение, утверждающее, что магистр отличался исключительной фригидностью: занятия магией буквально высасывали из него все силы, поэтому он даже на измены Серафины смотрел сквозь пальцы. Но это из области догадок.

В тот вечер Калиостро отступил от ритуала. Попросив гостей посторониться, он подошел к мальчику и, делая руками пассы над его головой, одновременно принялся нараспев читать псалмы Давида. Потом он взял ребенка за руку, вывел на середину гостиной и, усадив на стул, шпагой очертил вокруг стула круг, велев зрителям ни в коем случае не переступать его границу, иначе духи, которые станут отвечать устами ребенка, не явятся на его зов. Ставший неожиданно мелодичным голос магистра звучал с переливами, словно убаюкивал испуганного ребенка. Затем, не прерывая речитатива, он помазал мальчику лоб маслом мудрости (по предположениям, опиумным маслом или смесью опия с оливковым маслом). Вскоре детское лицо словно подернулось туманом, и Калиостро, не переставая гладить ребенка по голове, попросил задавать вопросы. Не желая пугать мальчика, Медем захотел узнать, что сейчас делают его оставшиеся дома жена и дочь. Склонившись к ребенку, магистр повторил вопрос (во всяком случае, всем так показалось), а потом, произнеся каббалистические слова Мелион, Гелион, Тетраграмматон[45], приказал «голубку»: «Говори!» Помедлив, отрок сообщил, что сестра его прижала руки к груди, а потом вместе с матерью бросилась обнимать старшего брата Шарля. А так как все знали, что старший сын ландмаршала находится в военном лагере, расположенном более чем в семи милях от города, то домой к нему немедленно послали нарочного, дабы узнать, что там происходит. И каково же было всеобщее удивление, когда нарочный вернулся и сказал, что сын Медема действительно только что приехал из лагеря повидаться с родными! Звезда Калиостро вспыхнула ярким светом, затмив все прочие звезды. А Элиза окончательно поверила, что Калиостро может устроить ей встречу с покойным братом.

Несмотря на размолвку, Элиза продолжала требовать от магистра явить ей Фрица; мысль о том, что брат ее пребывает в муках за прегрешения, совершенные, когда они были в разлуке, сводила ее с ума. Калиостро сдался. Однажды вечером он торжественно заявил, что сегодня перед сном Элиза должна прочитать спецальную (магическую) молитву, дабы заснуть с ее словами на устах, и тогда, как сообщили ему духи, она увидит во сне брата и сможет спросить его обо всем, о чем захочет. В последнее время Элиза спала плохо, а услышав веление Калиостро, пришла в такое сильное волнение, что никакие молитвы не помогли и она всю ночь не сомкнула глаз. Измученная бессонницей, с покрасневшими глазами, она велела горничной поскорее одеть и причесать ее и помчалась к магистру. Упав в объятия оторопевшего Калиостро, она, не замечая насмешливого взора Серафины, с рыданиями умоляла магистра еще раз попросить духов послать ей сон, в котором к ней явится Фриц. Готовый пообещать все что угодно, лишь бы поскорее выпроводить непрошеную гостью, Калиостро сказал, что приедет к ней вечером и объяснит, какие слова ей следует говорить сегодня, ложась спать. Но и во вторую ночь Элиза не смогла заснуть. От величайшего нервного напряжения она не спала и третью ночь, но под утро, упав на кровать, проспала сутки без всяких сновидений. Бодрая и отдохнувшая, она после пробуждения с новыми силами приступила к осаде магистра.

Пока баронесса фон дер Реке металась по кровати, безуспешно пытаясь заснуть, магистр размышлял, не пора ли ему покинуть гостеприимную Митаву. В маленьком городе, где каждый его шаг мгновенно становится известен, он не мог найти помощника, дабы исполнить фокус, которому научил его духовызыватель Шрепфер, и показать призрак злосчастного Фрица. Но, не поговорив с духом брата, назойливая девица не успокоится и может настроить против него общество. А если попробовать убедить ее, что время явления духа Фрица еще не пришло, и пригласить ее поехать с ним в Санкт-Петербург? Курляндская баронесса, рожденная в семье, обладавшей обширными связями, могла помочь ему проторить дорогу к императрице Екатерине и занять подобающее место в обществе. Он был уверен, что сумеет пробудить интерес Северной Семирамиды, надо только, чтобы его представили ко двору. Если русская императрица примет его, другие коронованные особы последуют ее примеру. В Берлине он пытался встретиться с прусским королем Фридрихом, но тот, хотя и числился братом-масоном, не только отказался его видеть, но и отозвался о нем весьма нелестно. Не привыкшему прощать обиды Калиостро пришлось стерпеть оскорбление. Но когда какой-то вельможа в его присутствии позволил себе пренебрежительно отозваться о его искусстве, Калиостро вызвал дух вельможи в цепях и железном ошейнике, после чего у обидчика весь вечер болело горло. Подобного рода рассказов о чародее Калиостро великое множество, но так как создавала их стоустая молва, отделить правду от вымысла можно только посредством логики и разума.

И все же Калиостро назвал своей неприступной почитательнице дату и время духопризывательного сеанса, во время которого высшие силы разрешат ему показать ей Фрица. На роль «голубка» снова был взят племянник Элизы. Живой и подвижный, мальчик во время сеансов становился на удивление послушным, а когда разговаривал с духами, голос его звучал совсем как у взрослого. Сеанс был обставлен необычайно торжественно. Всем членам Египетской ложи велели избавиться от металлических предметов, а потом провели в комнату, затянутую белой тканью с изображением масонских символов и египетских иероглифов. Дверь напротив вела в небольшое помещение, скорее всего чулан, также затянутый белым. Посреди чулана стоял стол, покрытый белой скатертью, и стул. На столе горели расположенные треугольником свечи, а в центре треугольника стоял белого стекла графин с водой. Рядом с графином лежала бумага с загадочными письменами, среди которых выделялись три знакомые буквы: «Ф. ф. М.»: Фридрих фон Медем.