Но, может, все было иначе. Баронесса фон дер Реке говорила, что, подготавливая детей к сеансам, Калиостро запугивал их и одновременно обещал осчастливить и их самих, и всех их родных…11 Поэтому в Вилце граф Калиостро ехал в карете не с Элизой, а со своим «голубком» и ландмаршалом. Когда последний задремал, а потом и захрапел, магистр принялся наставлять мальчика, что ему делать и что говорить, когда они прибудут на место — к старому-престарому, поросшему мхом дубовому пню с толстыми, выступающими над землей корнями, расползающимися в разные стороны, словно змеи из гнезда. Возможно, даже пригрозил, что корни задушат его, если он сделает не так, как ему велят. А в случае успеха пообещал новый мундирчик (и слово сдержал). Или что-нибудь в этом роде. Элиза отмечала, что Калиостро угощал «голубков» чем-то сладким.

Таланты «голубка» понадобились магу не сразу. В ближайшие пару дней, благо погода способствовала, Калиостро кружил вокруг пня, читая нараспев какие-то непонятные тексты из потрепанной тетради, куда не давал никому заглядывать. Как и все итальянцы, он был очень музыкален, и, стоило ему начать напевать, как слушательницы были готовы простить ему любую чушь. Серафина гуляла вместе с дамами в рощице; время от времени дамы выходили на поляну к старому пню и наслаждались Калиостровыми распевами. Серафина узнавала сицилийские мелодии, которые во множестве знал ее супруг, обладавший прекрасной памятью; разумеется, она об этом никому не говорила.

Через пару дней Калиостро известил общество, что ему удалось прогнать духов зла, и теперь с помощью «голубка» они могут проверить, на месте ли клад. К счастью, в Вилце установилась прекрасная погода, и все под предводительством Калиостро радостно отправились к пню. Там магистр, как обычно, совершил пассы и помазание отрока, а потом попросил его закрыть глаза, дабы яркий солнечный свет не отвлекал его.

— Я расчистил путь ангелам света, — пояснил Калиостро, — и теперь он увидит их внутренним взором.

Вытянув вперед руки, «голубок» подошел к пню с той стороны, где у подножия выгорела большая дыра, и, устремив руки в сторону этой дыры, стал совершать движения пловца, рассекающего волны.

— Что ты видишь? — замогильным голосом спросил Калиостро.

— Вижу длинный-предлинный коридор, в конце его что-то блестит. Я иду туда, иду, вот я уже в пещере. Там на золотых слитках сидят и ждут меня ангелы в одеждах с крестами, они протягивают ко мне руки и хотят обнять меня.

— Обними же их и поцелуй! — велел Калиостро.

Мальчик задвигал руками, словно по очереди обнимал семь

человек. Одновременно в воздухе послышались звуки поцелуев.

— Что говорят ангелы? — спросил Калиостро.

— Они показывают мне пожелтевший пергамент, исписанный какими-то значками, — отвечал «голубок». — Они говорят, что Великий Кофта должен его спасти от демонов, не дать им раскрыть содержащиеся в нем тайны.

Неожиданно мальчик задрожал, заплакал, замахал руками и закричал:

— Они улетают, они улетают! Потолок дрожит, с него падает земля!

— Открой глаза! — приказал ему Калиостро и, подтолкнув ребенка к отцу, схватил шпагу и принялся яростно ею размахивать. — Бегите прочь! Злые силы вернулись! Ангелы обрушили клад в центр Земли! — закричал он, обращаясь уже ко всем, и запрыгал, звучно топая сапогами по земле и выкидывая вперед руку со шпагой, словно поражая невидимого противника.

Неожиданно из-под корней раздался громкий хлопок, запахло гарью, и зрители в ужасе бросились прочь. Серафине очень хотелось остаться: она не подозревала, что ее располневший лысеющий супруг может так скакать. А злые силы… они, видимо, не рассчитали пороховой заряд.

Общество вернулось в замок; примерно через час к нему присоединился покрытый копотью Калиостро. Он рассказал, что стал свидетелем битвы за клад между темными и светлыми силами. Светлые ангелы отстояли клад, но им пришлось сбросить его в самый центр Земли. Когда угроза похищения минует, они вновь поднимут клад на поверхность, и тогда он, Калиостро, его непременно достанет. На вопрос, как скоро ангелы поднимут клад, магистр не ответил, а лишь презрительно пожал плечами. Еще Калиостро сообщил, что ему удалось удержать духов под землей, иначе, если бы они вырвались на поверхность, и дом, и лес, а может, и сама Митава были бы сметены с лица земли. Дамы всплеснули руками и заохали. А Элиза окончательно решила, что не поедет с магистром в Санкт-Петербург. Вдруг злые силы будут его преследовать?

Последние две недели в Митаве Калиостро не устраивал ни духовидческих сеансов, ни показательных выступлений в лаборатории; он занимался изготовлением эликсира про запас, уделяя малую толику Серафине, выгодно сбывавшей его страждущим омолодиться дамам. С Элизой Калиостро виделся редко, при встречах холодно кивал в ответ на церемонный поклон. Однажды баронесса сама заговорила с ним: она напомнила, что хотела бы перейти на следующую ступень посвящения, на что Калиостро ответил: «Боюсь, вами движет не искреннее стремление к истинному знанию, а тщеславие. Но любопытство, тщеславие и жажда власти могут стать причинами несчастий, и не только нынешних, но и грядущих. Если вас толкает в мистицизм иное желание, нежели делать добро, лучше не ходите туда». Вскоре Элиза принесла ему нитку крупного жемчуга и попросила увеличить его, но Калиостро отказался, сославшись на занятость. Истинная же причина отказа заключалась в том, что он узнал жемчуг: однажды он уже «увеличивал» его в Лейпциге. Но подношения фон Ховена (800 дукатов и перстень с алмазом), равно как и некой знатной особы принял с чистой совестью…

Накануне отъезда Калиостро устроил прощальный сеанс общения с духами, на который специально пригласил Элизу. «Голубок» сидел за занавеской, глядя на прозрачный шар, наполненный водой, а Калиостро стоял в магическом круге. Неожиданно он подошел к Элизе, взял ее за руку, ввел в круг и, не отпуская руки, спросил у мальчика, что он видит перед собой. Тот ответил, что видит деву, похожую на Элизу, с часами в руках, стоящую на коленях перед Калиостро; затем появился ангел в белом плаще с золотой короной на голове и красным крестом на груди. Калиостро попросил мальчика спросить имя ангела, но тот ответил, что ангел забыл его. Тогда Калиостро произнес несколько слов на непонятном языке и вывел Элизу из круга.

Прощаясь после сеанса с собравшимися, магистр задумчиво произнес: «Один из вас станет для меня Иудой. Но я не открою вам его имя… Рыцарь не назвал своего имени, значит, и вам не надобно знать ничьих имен… Я буду за него молиться, а вы молитесь за меня…»

Из Санкт-Петербурга Калиостро написал Элизе:

«Любезная дочь и сестра!

Из сего вы можете видеть, сколько я вас почитаю; ибо я еще никогда к женщинам не писал. Сии суть первые узы, которые я разрываю ради вас, для того единственно, что я вас высоко почитаю. Другие доставят вам сведения о моих действиях. Между тем, дорогая моя! Не забывайте моего совета и братской любви. Молчание может поставить вас на истинный путь сих савских жен и соединить со славою небес, так что вы всякие труды с превеличайшим удовольствием сносить будете. Сим способом узнаешь ты, любезная сестра, что я всегда тот же для тебя и употреблю всевозможное старание, чтобы тебе угодить. Но я еще тебе повторю, что молчание всего на свете лучше.