историк — продавец слов.

Бог, что царит в этом Храме и в душе моей, научил меня смотреть на предметы с иной стороны; для меня равно важны и живущие сейчас, и жившие прежде. Я знаю, и знания мои остаются при мне; у меня есть сокровища, и я ничем не обязан никому, даже королям; я распоряжаюсь элементами вещества, предоставляя другим распоряжаться людьми.

И снова служители вывели Калиостро и Серафину, переодели их в роскошные одежды и отвели на пир. На том пиру из вин подавали только токайское, кое Сен-Жермен именовал эликсиром жизни; в конце трапезы граф сказал, что по необходимости сей эликсир можно окрасить в красный или зеленый цвет.

По завершении пира, напутствуя своих гостей, великий мэтр произнес: «Идите и вините во всех бедах людей умных, а глупым льстите и пускайте пыль в глаза. Говорите загадочным шепотом, что граф Сен-Жермен живет уже пятьсот лет. Делайте золото. Но главное — одурачивайте простаков». Последний абзац, бесспорно, принадлежит перу одного из памфлетистов, которые еще при жизни Калиостро выдвинули немало дерзких гипотез о той инициации, кою прошел магистр у Сен-Жермена (утверждали, например, что инициация была сексуальная…)17.

Еще один возможный вариант отношений графа Калиостро и графа Сен-Жермена представлен И. Тецлаф в ее биографии Сен-Жермена, составленной с привлечением едва ли не всех тех немногих документальных источников, на которые опираются историки, пытаясь выяснить подлинную биографию великого авантюриста. Согласно ее версии, Калиостро приехал к Сен-Жермену в Гольштейн, когда тот гостил во дворце ландграфа Карла Гессенского. Увидев на постели в гостевой комнате роскошное голубое покрывало, расшитое золотыми драконами, Сен-Жермен поинтересовался, кто поселится в сей комнате. «Этот господин приезжает к вам, граф! — ответил Карл. — Его зовут Калиостро, он засвидетельствует вам свое уважение и окажет мне честь». «Бальзамо? — изумился Сен-Жермен. — Говорят, он мошенник, заклинатель духов и колдун! А для меня — просто честолюбец. Будучи магистром коптов, русских византийских масонов, он стал весьма влиятелен… и опасен для сильных мира сего, для светских правителей и князей церкви! И этот Калиостро хочет меня навестить?»

Калиостро приехал в карете, запряженной шестеркой белых лошадей, в сопровождении многочисленных разноязыких слуг. В намерения его, похоже, входило не столько выразить свое почтение Сен-Жермену, сколько «показать себя», ибо он сразу пригласил собравшееся в замке общество в парк, на берег пруда, где он намеревался провести спиритический эксперимент. Улыбнувшись, Сен-Жермен согласился ассистировать «волшебнику».

И вот погасли свечи, стих гомон заинтригованных зрителей и в кромешной тьме появилось голубоватое свечение. Спиралью поплыло оно по зеркалу пруда, постепенно вырастая в фигуру женщины в убранстве египетских цариц. Белое лицо видения напоминало царицу Клеопатру, владычицу обоих египетских царств, что отдалась великому Цезарю, дабы из семени Запада взрастить плод Востока. Проплыв над озером, образ медленно растаял во мраке, оставив после себя голубое свечение. Но и оно длилось недолго. Пока зачарованные зрители приходили в себя, Бальзамо-Калиостро и Сен-Жермен беседовали о сверхъестественном. Но Калиостро даже не подозревал, что фантом вызвал не он, а его «ассистент»18.

В тяжелой четырехместной берлине на полу стояла жаровня с тлевшими угольями, под скамьями позвякивали крышками фарфоровые ночные сосуды, выложенные изнутри ароматным сеном, а на сиденье, обложившись подушками и закутавшись в плащи и одеяла, сидели супруги Калиостро. Джузеппе надвинул на лоб подбитую мехом шляпу, Серафина накинула на голову теплую шаль. Но мороз все равно пробирал обоих до костей, особенно Серафину. Она всегда плохо переносила холод и сырость, и это путешествие на Север давалось ей нелегко. И хотя рядом, забившись в угол, сидела служанка, готовая и помочь воспользоваться сосудом, и растереть ноги, начинавшие коченеть вместе с остывающей жаровней, чувствовала себя Серафина отвратительно. Зачем она согласилась ехать на этот заснеженный край света? Нет, она решительно не ожидала, что изысканный и утонченный Сен-Жермен отправит их в такие ужасные края, где останавливаться на ночлег приходится в покосившихся деревянных домах, где клопы столь свирепы, что даже Джузеппе не может их изгнать и они всю ночь не дают ей спать. Конечно, можно ночевать и в карете, но Джузеппе этого не любит: постоянная темнота угнетает его, и он становится злым и раздражительным.

Джузеппе действительно ощущал себя не в своей тарелке. Во-первых, он знал, что Серафина сердита на него: в Германии ей понравилось, и она не хотела оттуда уезжать. А если уезжать, то почему бы не вернуться в Италию или на худой конец во Францию? Супружеского скандала избежать не удалось. Правда, он вовремя опомнился: без неоценимой помощи Серафины ему не обойтись. Поэтому, прибыв в Кёнигсберг, он первым делом приобрел жене тяжелый и длинный, подбитый пушистым мехом голубой плащ, украшенный шитьем и с огромным воротником из серебристого соболя. Себе же он выбрал красный плащ, подбитый черным мехом. Собственно, на этом его пребывание в этом городе и завершилось, ибо канцлер фон Корф, ненавидевший иезуитов, почему-то счел приезжего их агентом и быстро настроил против него все благородное общество. И назвал его лакеем — правда, не в глаза, а за спиной. Столь холодного, граничащего с враждебным приема Калиостро не ожидал, а потому настолько растерялся, что даже не призвал на головы непочтительных жителей гнев духов и богов, которым он обычно грозил нерадивым трактирщикам и станционным смотрителям, когда те пытались заставить его заплатить втридорога за дрянной обед или запрячь в карету старых кляч. Еще никогда и нигде его так дурно не встречали. А мороз, сердитое лицо жены и неблагоустроенная гостиница Шенкена в узком переулке под корявым и непроизносимым названием Кервидергассе окончательно его обескуражили. В результате он без боя покинул Кёнигсберг, где все его силы ушли на то, чтобы уехать с гордо поднятой головой. И вот они снова трясутся в дорожной карете, держа путь в столицу герцогства Курляндского.

Прибыв 29 февраля 1779 года в Митаву, граф и графиня Калиостро с удивлением обнаружили, что общество сей провинциальной столицы пребывает в ажиотационном ожидании: из Германии дошли слухи, что к ним едет маг, духовидец и масон-реформатор Калиостро. Тот самый, что предсказал смерть главы лейпцигских безбожных масонов Шрепфера! Как и в любом провинциальном городе, развлечений и зрелищ в Митаве явно недоставало, поэтому приезд Калиостро взбудоражил всех, особенно местных масонов и алхимиков, кои, как пишет Е. Карнович[42], были «плохие и легковерные». Возглавлявший здешнее закрытое общество иллюминатов профессор философии Штарк, не желая, видимо, встречаться с известным конкурентом, временно покинул город. Ходили слухи, что на заседаниях члены его общества занимались черной магией. Численности местных иллюминатов не знал никто, но все трепетали.