В пятницу, перед обедом, в квартиру Славиных нагрянули гестаповцы. Они учинили настоящий погром: перерыли все шкафы и кровати, перевернули мебель, разрезали обивку на стульях, оторвали наличники у дверей. Анастасия Георгиевна понимала, что обыск неспроста. Значит, что-то случилось с мужем. Офицер, руководивший обыском, через переводчика приказал ей собираться и ехать с ними. Славина хотела написать детям записку. Но высокий, худой, с выпуклыми рачьими глазами офицер не разрешил. А при выходе ткнул пальцем в кожаное пальто, приказывая своим подручным забрать.

Анастасию Георгиевну поместили в закрытый грузовик и повезли. В кузове, кроме Славиной, находилось еще два человека. Женщина мучительно думала, куда ее везут, где ее муж, что с детьми. Наконец машина остановилась. Открылся задний борт кузова. Анастасия Георгиевна спустилась на землю. Это был большой двор позади какого-то здания. Славина родилась в Минске, знала город как пять своих пальцев. Покажи ей фасад любого более-менее приметного дома, и она безошибочно сказала бы, где он стоит. Однако в большинстве дворов Анастасия Георгиевна, разумеется, никогда не бывала и теперь никак не могла определить, куда же все-таки привезли ее немцы.

Солдат ввел арестованную в мрачный, обставленный старинной мебелью кабинет. За массивным столом сидел следователь в штатском. Допрос начал издалека. Говорил по-русски, нарочито медленно, четко произнося каждое слово. Поначалу задал несколько ничего не значащих вопросов, поинтересовался семьей, взаимоотношениями с соседями, спросил, где она сама и муж работали до войны. Затем приступил к главному.

Отвечая на его вопрос, почему они не эвакуировались, Славина сказала:

— Да пока собирались, ваши войска вошли в город.

Немцу ответ, должно быть, понравился. Ведя запись, он слегка улыбнулся. Затем спросил, кто посещал их квартиру в последнее время, не приносил ли муж домой газеты, листовки. Анастасия Георгиевна все отрицала.

Следователь кончил писать, показал на бумаге место, где надо было расписаться, и, как бы вскользь, заметил:

— Сегодня вас отпускаем. Но, думаю, еще встретимся. Хочу предупредить: если и в следующий раз будете делать вид, что ничего не знаете, то ждет вас много неприятностей. Так что советую подумать. Вот пропуск на выход.

Анастасия Георгиевна шла по гулкому коридору растерянная, подавленная, предъявила часовому пропуск и оказалась на улице. Разобравшись наконец, где она находится, чуть ли не бегом бросилась домой. Сердце тревожно билось: что с детьми?

Володя и Женя были уже дома. Увидев их, мать впервые за этот день не смогла сдержаться, заплакала. Ребята начали ее успокаивать, расспрашивали, где была, что произошло в доме, где отец. Что могла сказать им Анастасия Георгиевна?

Володя сидел у окна. Вечерело. Что-то надо делать, с кем-то советоваться. Но с кем? Только сейчас он спохватился, что так и не знает никого из подпольщиков.

«Что могло случиться с отцом? — думал паренек. — Допустил промах? А может, нашелся предатель?» За это время Володя повзрослел, многое узнал, своими глазами увидел «новый порядок», который насаждали жестокие оккупанты.

Погрузившись в невеселые размышления, Славин не заметил, что мать завесила все окна, зажгла керосиновую лампу. Сели за стол. Молча пили чай. Без отца было тревожно и уныло.

Неожиданно что-то стукнуло в окно спальни.

— Мам, погаси лампу! — сказал Владимир и бросился в соседнюю комнату. Поднял светомаскировку, отдернул занавеску, распахнул окно. Было темно, и в густом кустарнике, разросшемся у стены, ничего не было видно. Вдруг послышался голос:

— Володя! Это я — товарищ отца. У вас приставная лестница есть? Я бы через окно залез.

— Посмотрите с обратной стороны сарая, у стены стоит.

Через какую-то минуту в спальню влез мужчина. Ночным гостем оказался тот самый человек, который провожал Владимира до места сбора группы, выведенной в лес.

— Полдня вас караулил. Видел, как ребята появились, а потом вы пришли, — он посмотрел на мать. — Немцы следят за вашей квартирой из дома с голубыми ставнями, из того, что наискосок от вашего, через улицу.

— Так это же дом Латаниных! — заметила мать. — Их дочка Светка с немцами путается. Вы знаете, что с Мишей?

— Мы успели только выяснить, что его схватили гестаповцы прямо на работе. Вызвали к начальнику цеха и из его кабинета увели. Что будет дальше, трудно сказать. Но мы посоветовались и решили, что вам надо уходить в лес.

— Нужно подумать... Все это так неожиданно.

— Думать некогда. Надо уходить сейчас, и немедленно.

Анастасия Георгиевна понимала, что уйти в лес — значит спасти и себя и детей от беды. Но муж... Как же он? Бросить его...

— А вдруг Мишу только подозревают, а серьезных улик нет. Подержат и отпустят. Отпустили же меня.

— То, что вас отпустили, ни о чем не говорит. Они уверены, что женщина с двумя детьми никуда не денется, а вот использовать ее как приманку — можно. Вот они и отпустили вас, а сами за домом наблюдают, ждут: кто к вам пожалует. Позже они схватят вас всех, если даже ничего подозрительного не заметят. Боюсь, что тогда помочь вам будет невозможно. Поэтому сейчас же надо взять необходимые вещи и уходить. К утру будете в безопасности.

Но мать колебалась, все больше склоняясь к тому, чтобы остаться на месте.

— Мне кажется, если немцы узнают, что мы ушли, то сразу догадаются о нашей связи с партизанами. И тогда уж Мишу ничто не спасет. Спасибо вам за заботу. Но мы остаемся.

До утра так и не ложились спать. Мать за завтраком, словно чувствуя приближение новой беды, сказала:

— Детки, если схватят меня, то мой наказ: уходите вдвоем в лес, к партизанам. Не ждите нас с отцом. Останемся живы — встретимся.

Видно, о многом успела передумать Анастасия Георгиевна за прошедшую ночь. И теперь понимала, что зря не ушли они в лес... Тревога за судьбу детей терзала ее душу...

Рабочий день подходил к концу. Володя промывал детали. В этот момент к нему подошел старый рабочий из другого цеха и спросил:

— Ты, что ли, Славин?

— Я.

— Ну, так сбегай к проходной, дивчина какая-то дожидается тебя.

Возле проходной его ждала Лена Козлова. Схватила его за руку, сама дрожит и тихо, чтобы никто из посторонних не расслышал, взволнованно сказала:

— Уходи! Немцы маму твою забрали!

— Когда?

— Да только что.

— Ты Женю предупредила?

— Нет. Я как узнала — сразу сюда.

— Спасибо, Лена! Иди домой.

Владимир понимал, что сейчас главное — сохранить присутствие духа, обдумать, что делать дальше. Самое главное — получить от Мартина новый аусвайс на следующую неделю, так как срок действия старого истекал сегодня.