Стремясь построить и расширить государство, египетские цари поощряли индивидуализм и самостоятельность знати, и теперь им приходилось искать у этих людей поддержку. Гераклеопольский царь говорил своему сыну: «Возвышай твоих вельмож, чтобы они поступали по твоим законам… Не говорит бедняк правды… Пристрастен он к тому, кто владыка подаяний его. Велик царь своими вельможами. Могуч владыка, велик он богатством своих вельмож». Личная инициатива заслуживает награды. «Не делай различия между сыном человека и простолюдина. Приближай к себе человека за дела его». Поощрение царем личных способностей и инициативы – независимо от того, кто их проявлял, – было похвальным, но оно же формировало центробежную силу и создавало потенциальную и фактическую оппозицию царской власти. Об этом говорится в «Беседе разочарованного со своей душой»: «Развратились сердца. Всяк человек обирает ближнего своего».

Сделаем лирическое отступление. Высочайшие достижения эпохи Древнего царства оказались в руках аморальных людей, точнее, людей, чья мораль основывалась на сугубом прагматизме и материализме. Благодаря успешной деятельности – политической, социальной и экономической – они значительно улучшили свою жизнь. Богам, исключая фараона, оказывалось мало почтения, маат перестала быть основным жизненным критерием, и совсем не осталось места для повиновения. Огромный успех Египта в эпоху Древнего царства создал иллюзию, будто нужды человека могут быть удовлетворены только за счет его энергии и умственных способностей. С ослаблением царской власти и возвышением знати, разрушением целостности государства, истощением экономики из-за огромных заупокойных пожертвований и иммунитетных грамот, исчезновением из-за начавшейся миграции народов доходов от международной торговли прекрасный благоустроенный мир внезапно и с грохотом провалился в анархию и хаос. Естественно, первой реакцией на это событие стали смятение и ужас. Казалось, что Египет эпохи Древнего царства будет, подобно пирамидам, существовать вечно. Для того чтобы обрести новые жизненные ценности, египтянам требовались время и силы. Удивительно, что в этих условиях им удалось сохранить прирожденный оптимизм, благодаря которому они смогли обустроить свою жизнь в новых условиях.

Все предпосылки для падения Древнего царства, за исключением фактора миграции иноземных племен в сопредельные страны, были внутренними. Эта болезнь охватывала весь организм, а не была связана с локальной инфекцией или нанесенной кем-то травмой. Тело было недостаточно сильным, чтобы вынести переизбыток записного материализма. В египетских текстах с горечью говорится о присутствии иностранцев в пределах государства, и у нас нет никаких сомнений в том, что азиаты начали заселять Дельту. Это следует не только из письменных источников, археологические данные также подтверждают появление элементов азиатской культуры, например характерных печатей в форме пуговицы, в Египте того времени[78]. Однако не следует делать заключений о том, что нашествие азиатов вызвало падение Древнего царства или изменение культуры в течение Первого переходного периода[79]. Это было бы подменой причины и ее следствий. В Азии действительно происходили волнения и миграции, но орда азиатов не пересекала Синай, не заполоняла Египет и не свергала государство. Скорее оно само не выдержало внутреннего напряжения, его границы остались без охраны, и изгнанные со своих земель азиаты стали просачиваться в Дельту и селиться там. Спустя несколько поколений их численность была так велика, что они стали независимы и гераклеопольскому царю пришлось применить против них военную силу. Однако они не были главной причиной хаоса в стране. В тяжелые времена египтяне сделали их козлами отпущения: было гораздо проще винить во всех бедах азиатов и не замечать глобальных внутренних проблем. Внимание, которое уделялось азиатам в текстах, было гораздо большим, чем они того заслуживали. Они не были достаточно сильны, чтобы лишить египтян ощущения безопасности от внешнего вторжения или чувства дарованного богами превосходства над другими народами. В этом смысле азиаты, жившие в Дельте во время Первого переходного периода, сильно отличаются от тех, что пришли в Египет во Второй переходный период. Гиксосы, завоеватели и покорители, разрушили уверенность египтян в собственной безопасности, закрытости от внешнего мира и богоизбранности. Сейчас же азиаты были лишь одним из многих факторов, приведших страну к хаосу.

Гераклеопольский царь объяснял своему сыну, что иностранцы наводнили Египет из-за гражданской войны внутри страны, и советовал обеспечить безопасность границ: «Восстала твоя граница против юга. Воины… схватили свои пояса. Строй крепости в стране севера». То, что азиаты проникли вследствие недостаточной охраны границ, отмечает и Неферти: «Азиаты – кочевники, и на востоке возникнут враги. Азиаты спустятся в Египет… Не услышит воинство (?)… Дикие звери будут пить из потока Египта. Они будут беспрепятственно прохлаждаться на берегах».

Ипусер описал ситуацию с типично египетской точки зрения. Ощущая собственную избранность и Божественное провидение, а также противопоставляя себя иностранцам, египтяне называли себя «людьми». И вот присутствие иноземцев в Египте начало стирать эту разницу между «людьми» и чужаками: «Доблестный муж идет, скорбя о том, что свершается в стране… Воистину: чужеземной землей стала страна [то есть Египет]. Номы [разгромлены]. Варвары извне пришли в Египет… Нет [больше] нигде египтян… Воистину: азиаты все стали подобны египтянам, а египтяне [стали] подобны чужеземцам, выкинутым на дорогу… Воистину: вся Дельта, она [больше] не защищена. То, что дорого стране севера, находится на путях, [открытых] удару… Оно в руках, не знающих его, как будто они знали бы его. Варвары стали искусны в работах Дельты». Этими словами описаны процессы проникновения, смешения, слияния и поглощения. С течением времени азиаты стали египтянами и занялись работой жителей Дельты.

Возможно, египтяне все же сохранили чувство превосходства над иноземцами, и в Поучении Мерикаре азиаты и их страна описываются с легкой усмешкой. «Подл азиат, плохо место, в котором он живет, – бедно оно водой, труднопроходимо из-за множества деревьев, дороги тяжелы из-за гор. Не сидит он на одном месте, ноги его бродят из нужды. Он сражается со времен Гора, не побеждает, и сам он не бывает побеждает. Не объявляет он дня битвы, подобно грабителю, страшатся они вооруженных отрядов…

Нападает он на одинокое селение, не нападает он на округа со множеством городов». Такие жалкие люди не могли вызвать падение Египетского государства. Истинной причиной были внутренние проблемы, решить которые предстояло самим египтянам.

Как египтяне отреагировали на сокрушительный удар, разрушивший их прочный и вечный миропорядок? Он вызвал различную реакцию, поскольку первое потрясение было слишком сильным для здравых рассуждений. Мы упоминали чувство разочарования, толкавшее некоторых людей к самоубийству, несомненно последнему, что пришло бы в голову египтянам, всегда любившим жизнь и сопровождавшим переход к смерти сложными церемониями. Этому посвящен литературный памятник, в котором разочарованный человек спорит о смерти с собственной душой. Ба, или «душа», была частью человеческой индивидуальности, игравшей важную роль после смерти. В частности, благодаря ей осуществлялась связь между ах, «дееспособностью» человека, с его мертвым телом, гробницей и потомками, остававшимися в этом мире. Вопрос заключался в том, сохранит ли ба верность человеку, который найдет смерть в огне. Ба пытается отговорить человека от смерти, после которой он не получит ни достойного захоронения, ни заупокойной службы, и пытается убедить его забыть о своих печалях в плотских наслаждениях, но в конце концов соглашается остаться с человеком даже после ужасного самоубийства. Человек переубедил ба, произнеся ряд поэтических возражений, заключавшихся в том, что если последовать совету ба и забыться в безудержной страсти, то он потеряет доброе имя, что в этом жестоком мире у него нет друга и что смерть станет удовольствием сама по себе, поскольку избавит его от боли и забот, а у мертвых больше преимуществ[80].