планы подчинить себе Италию. Впрочем, гибеллины смотрели на это совершенно иначе. Они мечтали со времен Данте о всемирном монархе, который для начала объединит их родину. Но Людовик, как и его предшественники, несмотря на упорную борьбу и поддержку интеллектуалов, с этой задачей не справился.

А в 1346 году, при активной поддержке нового папы Климента VI, императором будет избран Карл, маркграф Моравский, сын Иоанна Богемского, того самого слепого короля-рыцаря, который геройски погиб при Креси. Карл и вовсе, несмотря на все уговоры Кола ди Риенци, Петрарки и иных энтузиастов, от глобальных претензий и даже от владычества над Италией отказался. Зато он установил, наконец, четкий и понятный порядок избрания императоров.

В 1356 году он издает «Золотую буллу». Отныне имя германского короля (и, следовательно, императора) называла коллегия из семи курфюрстов: архиепископы Майнца, Трира и Кёльна, король Чехии, Рейнский пфальцграф, герцог Саксонии и маркграф Бранденбурга. При этом ведущая роль в рейхстаге отводилась архиепископу Майнцскому. Таким образом, империя, наконец, склонила голову перед церковью. Кроме того, император признавал себя не вселенским владыкой, а фактически просто «президентом» германской конфедерации.

Возможно, дело еще и в том, что между датой избрания Карла и годом издания буллы по Европе прокатилась чумная волна. И она всех заставила многое переосмыслить.

И папе, и императору пришлось столкнуться с чудовищной пандемией и порожденным ею хаосом. И увидеть, в кого превращаются некоторые проповедники «новой эры», когда сталкиваются с тотальным ужасом. Папа Климент VI в своём послании от 26 сентября 1348 года назвал чуму «тайным судом Божьим» и болезнью, «которой Бог поразил христианский народ за грехи его». Нашлось немало тех, кто выбрал форму покаяния, которую не ожидал и папа.

Жан Фавье пишет:

«Обычная форма покаяния, умерщвление плоти, обернулась массовым спектаклем. Сначала во всей Германии и в княжествах империи, затем в Северо-Восточной Франции появились десятки групп бродячих фанатиков, демонстрирующих на перекрестках свою причастность к Страстям Христовым. Летом 1349 г. эти флагелланты, хлеставшие себя плетьми и гнусавившие странные молитвы, начали всерьез тревожить Европу. Это были обычные люди, не слишком культурные миряне, а редких безместных священников и нескольких беглых нищенствующих монахов среди них было слишком мало, чтобы их возглавить. Вера флагеллантов была бесспорной. А вот ее ортодоксальность – сомнительной.

Это народное движение, движение „бичующихся” (batteurs) – название „флагелланты” появится только потом, – решительно выламывалось из обычных ограничений и традиций нестрогого покаяния, какие рекомендовала и практиковала церковь. Эти люди пели по-немецки, по-фламандски, по-французски, но не на латыни. Место таинства епитимьи заняло покаяние через посредство бичевания. Даже мессу, похоже, служили после публичного бичевания.

Вперед! За благодать святую —

Все как один. Настал черед.

Ударим дружно, памятуя

О смерти Господа. Вперед!

Покаяние с помощью „бича” – не новость. Здесь, конечно, старались чересчур. Плеть, которой эти „бичующиеся” умерщвляли плоть, больше походила на инструмент для пыток, чем на принадлежность для церковного обряда.

Три ремешка, каковые связаны в узел, каковой узел имеет четыре конца, острые, как иглы, концы же пересекаются внутри оного узла и выходят наружу с четырех сторон сего узла. И стегают ими себя до крови.

Они говорили, что получили от Бога некое письмо. …На самом деле непохоже, чтобы для современников Черной чумы это письмо было особо важным. Флагелланты привлекали достаточно внимания, выражая уверенность, что не умрут от чумы, и требуя, чтобы сожгли всех евреев до единого…

…Каждая группа собиралась на тридцать три дня. Намек на жизнь Христа был очевиден. Скептики и обеспокоенные люди полагали: по крайней мере есть надежда, что это скоро кончится.

Увы, очень быстро оказалось, что надежды не сбываются. Одна группа сменяла другую, как волны. Они обретали организацию, разработали устав. Их видели в Брабанте, в Эно, во Фландрии, где летом 1349 г. движение достигло пика. Флагелланты были в Касселе, в Лилле, в Валансьене, в Мобеже. Несколько групп добралось до Дуэ, Арраса, Реймса. Здесь профилактика чумы встретилась с фронтом распространения болезни.

Флагелланты уже появились в Труа, а одна маленькая группа рискнула показаться даже в Авиньоне, когда Филипп VI и Климент VI договорились, наконец, нанести удар, которого местные власти долго рассчитывали избежать…

Реакция папы не заставила себя ждать, когда ему сообщили, что флагелланты близки к ереси, что они сравнивают свою пролитую кровь со Святой кровью, вводят новые суеверия – принимают только хлеб, отрезанный другим, или моют руки только в тазу, стоящем на земле. И потом, флагелланты спекулируют на антисемитизме, а Климент VI не для того защитил от резни евреев Конта-Венессен, чтобы допустить гибель других евреев.

Главное, что флагелланты ставят под угрозу установленный порядок и открыто обходятся без официальных структур церкви. Как попросту сказал папа – или один из его приближенных – в публичной проповеди во время, когда дело флагеллантов занимало умы, „криками Бога ни к чему не принудишь!”…

Можно сказать, что религиозный кризис, подчеркнутый появлением флагеллантов, был бы меньшим, если бы не исчезло обычное оформление евангельского мистицизма. Монастыри, опустошенные чумой, приходы без священников, прерванные проповеди, торопливые отпущения грехов – все это, естественно, привело к стихийному изменению индивидуальных и коллективных форм религиозной жизни.

И тогда Климент VI решил одним ударом разгромить движение флагеллантов. Он осудил систематическое бичевание, велел государям арестовывать упорствующих, поручил инквизиции преследовать тех, кто откажется подчиниться…

…Однако в большинстве те, наконец, выдохлись. Одна группа достигла Авиньона, но не рискнула настаивать на своей правоте и ушла. Эпидемия кончилась, многие мечтали вернуться в лоно церкви и добраться до дома. Инквизиция сожгла нескольких из них для острастки. Для францисканцев, ничуть не похожих на флагеллантов, этот урок, возможно, стал все-таки спасительным.

Христианское население в массе не осталось равнодушным к призывам покаяться, духовно возродиться благодаря умерщвлению плоти. После того как пик был пройден, с 1350 г. необыкновенно расцвели те группы коллективного благочестия и взаимной помощи, которые в виде мирских братств возникали вокруг известных иерархий в качестве „третьих орденов”. Организация молитвы и коллективного покаяния здесь очень изощренно сочеталась с организацией социальной жизни, и среди причин появления таких братств довольно трудно разделить те, которые были связаны с экономической солидарностью или со взаимопомощью – заботы о больных, молитва за умерших, – и те, которые на самом деле были выражением веры через посредство покаяния и милосердия».

И как раз от имени этих добродетелей папа будет властно призван вернуться в Рим.

Женский фактор

Антонио Сикари, католический священник, автор «Портретов святых» справедливо отмечает:

«В том „средневековье”, которое многие совсем не умно презирают, какой-нибудь мальчик мог родиться в деревне в Южной Италии, учиться в университете в Неаполе, специализироваться в Германии в школе немецкого профессора и стать доцентом Парижского Университета, чтобы затем быть затребованным в Неаполитанский Университет (так, например, случилось со святым Фомой Аквинским).