На площадке было темно — очевидно, перегорела лампочка. Я чертыхнулся, выгрузился из лифта, подошел к двери Майи Гаевны и вдавил кнопку звонка. Никто не среагировал, но светящаяся точка в глазке и характерное урчание включенного водопроводного крана обнадеживали. Я нажал снова. Что-то скрипнуло, и спустя секунду всполошенный голос спросил:

— Кто?

— Это я, Майя Гаевна, Гриша Рогов.

Клацнула цепочка. Дверь чуть откачнулась от косяка, и в образовавшейся щели блеснул мокрый пластиковый чепчик.

— Ой, Гришенька! Я из-под душа. Прости, сейчас-сейчас впущу.

— Не нужно, — остановил я ее. — Мне бы только ключи. Просуньте их, если не трудно.

Она просунула. Я извинился, мягко прервал ее причитания и заверил, что никакой особой помощи не требуется и она может спокойно домываться. Потом перешагнул через тюк, подступил к аркинской квартире. Нащупал верхний замок и пропихнул ключ в скважинку, но он не проворачивался. Похоже, впопыхах, в утренней нервозной суматохе, Майя Гаевна заперла лишь на один замок. Взялся за нижний — дважды щелкнуло, и я втащил вещи в темень прихожей. Вытянул руку, пытаясь нашарить включатель, как вдруг боковое зрение схватило метнувшийся ко мне из-за гардероба огромный черный силуэт. Что-то хрястнуло над правым виском, полыхнула ярко-оранжевая зарница, я отлетел на стену, попытался впиться в нее ногтями, но тут же провалился в мрачное безмолвие.

В беспамятстве я, очевидно, пребывал недолго, ибо услышал, как отдаленно хлопнула дверь в парадном — похоже, за тем, кто огрел меня по голове. Тотчас же открыл глаза и замигал, тщась продраться сквозь застившую их мглистую пелену, но потом сообразил, что просто погашен свет. Привалился к стене и медленно поднялся, кряхтя, как столетний старец. Нащупал выключатель, и сияние хрустального плафона под потолком заставило меня зажмуриться.

Я прикоснулся ладонью к участку над правым ухом и ощутил под ней довольно объемную нашлепку. На подгибающихся ногах проковылял в ванную. Зеркало меня несколько утешило: все выглядело не столь уж страшно. Физиономия посерела, очи ввалились, но волосы надежно прикрывали ушиб — лишь краешек красно-бурой припухлости выбивался наружу. Я побрел в кухню, вынул из морозильника ванночку со льдом, завернул в подвернувшуюся салфетку и приложил к пострадавшему месту. Дотрагиваться было больно, и как-то противно распирало, но, кажется, я уже начал привыкать к мелким житейским неудобствам. Усмехнулся и мрачно подумал, что, если так пойдет и дальше, я, чего доброго, научусь держать удар, как заправский мальчик для битья.

Не требовалось особой сметки, дабы уразуметь, кто покусился на мое несчастное темечко. Но поражала неимоверная наглость: второй раз на дню отважиться на рискованный набег можно лишь по крайней нужде. Приперло, что ли? Я вспомнил про пленку, встревожился и поспешил в большую комнату. Утреннее событие прокрутилось в голове. Я огляделся. Затем опустился на карачки. Кассета пылилась под креслом — или ее не успели отыскать, или она действительно никого не интересовала.

Я пошлендал немного по трехкомнатной квартире, сам не зная, чего высматриваю. Потом вернулся в прихожую, перетащил загромождающую ее дачную кладь в спальню, вернулся, распахнул входную дверь, отвел вплотную к стене и принялся изучать замки. Никаких видимых следов взлома не обнаружил. Быть может, орудовали классными отмычками либо каким-то образом заполучили дубликаты ключей. Или же, торкнулась беспокойная догадка, завладели оригиналами? Я поплелся на кухню, присел, закурил и задумался. Надо было попытать Майю Гаевну — я решил выждать немного и вновь ее потревожить.

Не успел, однако, дососать сигарету, как, легка на помине, она объявилась сама. Широко раскрыв глаза, она уставилась на компресс, который я все еще придерживал.

— Господи, что это?

— Хочу отморозить мозги, — ухмыльнулся я. — Чтобы быть под стать времени. — Дурная шутка прозвучала зловеще, и я не стал ее развивать. — Да ерунда. Стукнулся малость.

— Господи! — с состраданием в голосе повторила она. — Как это вас угораздило?

Я поспешил переместить ее внимание на предмет более для меня актуальный и спросил про ключи. Выяснилось, что дверь она запирала теми, которые вверили ей на хранение, а где Милины — даже не представляет. Похоже, подонок прихватил их с собой — значит, тогда уже замыслил сюда наведаться.

— Да, — вздохнув, угрюмо пробормотал я. — Нужно, стало быть, поменять замки. И неотложно.

Она всполошилась поначалу, посокрушалась. И неожиданно вызвалась взять на себя все хлопоты.

— Наш слесарь — чудо парень. У меня его телефон записан. Попрошу съездить на рынок и подобрать самое надежное. Он мне не откажет. Завтра же вставим.

Я недоверчиво посмотрел на нее. Неужели, подумалось, у нас где-то водятся такие усердные и услужливые мастеровые. Но она точно угадала мои мысли:

— Не сомневайтесь. Миша наш — золотой человек. Все сделает. А Милочка, бедненькая, мне как родная, разве я могу не помочь.

Я немного помялся, посовестился, чувствуя неловкость, что перекладываю на пожилую женщину чужие заботы. Но по крайней мере один докучливый вопрос разрешился для меня самым удобным способом. Я извлек из портмоне две последние купюры по пятьсот рублей и всучил их Майе Гаевне, утихомирив стыдливые возражения короткой ремаркой: «Передадите это неведомому мне золотому Мише — надеюсь, хватит». Потом, рассыпаясь в искренних словах благодарности, проводил ее до порога, распахнул дверь, освещая площадку, пока она не отомкнула собственный замок и не включила свет в коридоре, и попрощался, пообещав забросить ключи перед уходом.

На полке отыскалась баночка молотого кофе. Я поставил чайник, расположился за столиком и принялся пошевеливать мозгами над простой, казалось бы, задачкой: звонить в милицию или не стоит? Позвонить, пожалуй, следовало. Но зачем? Чтобы рассказать, как на меня напали? Чтобы заявить про странный взлом без грабежа? А затем изнывать в ожидании, когда подъедут стражи порядка и ввергнут в еще больший беспорядок мою взбаламученную голову? Я представил, как буду напрягаться, отвечая на вопросы, на которые ответов не знаю и сам, или уворачиваясь от тех, на которые не намерен отвечать вовсе. Я решил, что к черту все — никуда не стану звонить.

Через пять минут я набрал номер районного отделения и кратко обрисовал происшествие дежурному.

— Вы там прописаны? — последовал вопрос.

— Нет, заехал по случаю. По просьбе хозяйки, которая сейчас в больнице, завез кое-какие вещи.

— Значит, вы там не прописаны?

— Я же сказал: нет, — процедил я. — Черт возьми, какая разница, прописан я здесь или нет. Это — квартира Аркиных. Записывайте адрес…

— Дверь взломана?

— Нет.

— Что-нибудь украли?

— Не знаю. Как будто бы нет.

— Так что же вы хотите?

— Послушайте, я хочу только одно: зарегистрируйте мой звонок и сообщите, пожалуйста, о нем капитану Трошеву и лейтенанту… — я запнулся, припоминая, — лейтенанту Крымову. Моя фамилия Рогов. Григорий Сергеевич. Они оба в курсе.