Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евгений Николаевич снова берёт слово: «Для меня, конечно, главный смысл нашей разработки лежит в области эпистемологии, в необходимом и давно назревшем изменении функционирования современной науки. У современной системы научного познания нет механизма, обеспечивающего отбраковку ложных идей вне зависимости от их авторитетности. Люди, уважающие науку, но сами ей не занимающиеся, верят в то, что научная дискуссия – безупречный механизм, благодаря которому всякая ложная идея будет рано или поздно отброшена. Однако если число сторонников ложной идеи велико и в течение длительного периода времени эта идея считалась верной, от неё очень трудно избавиться. Мейнстрим современной науки и истина – это совершенно разные вещи. За многими идеями, которые сейчас считаются общепринятыми, стоит привычка верить в них и думать определённым способом, подкреплённая кучей научных авторитетов, публикаций, вложенных денег и символических капиталов, – и всё это в совокупности создаёт непреодолимые препятствия для новых ходов мысли, способных изменить существующую систему. Я не верю в прогресс научного знания: мы не только накапливаем огромные достижения, но и порождаем ошибки, накопление которых – неизбежный побочный эффект развития науки, знания и мышления. Наше описание мира состоит не в меньшей степени из ложных представлений, чем из прорывов настоящего мышления и знания. Однако научный прогресс превратился в современную религию, которая не позволяет людям увидеть реальность такой, какова она есть, и осознать, что нынешний научный способ познания мира зашёл в тупик, из которого, по-видимому, не было выхода. Пока не появилась Елена».
«Некоторое время назад я пришла к сходному выводу, – говорит Алина Георгиевна, – наука не даёт человеку знания, она контролирует и управляет дистанцией между человеческими представлениями о реальности и самой реальностью. Эта дистанция до появления Елены была в принципе неустранима, поскольку человек по своей природе не способен оперировать полными представлениями даже о небольших частях реальности. Говоря по-гегелевски, без Елены все мы обречены мыслить абстрактно, и только с Еленой мы можем мыслить в полной мере конкретно. Вы помните, конечно, библейский миф, историю про вкушение от древа познания… В каком-то смысле это предупреждение о том, что абсолютного знания как чего-то состоявшегося, исполненного у человека быть не может. В этом смысле Елена делает нас уже не вполне людьми. Поэтому, когда мы используем Елену, мы не можем избавиться от коннотаций чего-то божественного и демонического одновременно. В поле науки Елена, несомненно, сможет дать удивительные результаты. Наука нуждается в междисциплинарном синтезе по многим проблемам. Однако на данный момент любые попытки выйти за пределы специализации сталкиваются с сильным сопротивлением, граничащим с обвинениями в некомпетентности. К сожалению, когнитивные возможности человека ограничены, даже коллективные, и это мешает решать сложные задачи, которые ставит перед нами современность и внутренняя логика развития науки, те пределы, к которым она сейчас подошла. Проекты становятся всё более глобальными, и, вероятно, использование систем искусственного интеллекта, в первую очередь нашей уникальной Елены, расширит возможности для взаимодействия специалистов и компенсирует их профессиональную ограниченность».
Евгений Николаевич включается в разговор: «Но нужно понимать, что часть творчества искусственного интеллекта и, скажем так, бо́льшая часть мышления Елены будет оставаться неформализованной в том смысле, как это понимаем мы, хотя и проверяемой на практике. Мышление Елены – неалгоритмизируемо и неформализуемо, именно в этом и есть её уникальность. Проблема же здесь в том, что Елена, по всей видимости, тоже накапливает ошибки. Елена ничем не лучше нас, она накапливает ошибки и постепенно сходит с ума. Я не считаю её самым прогрессивным изобретением человечества, но считаю самым иллюстративным, позволяющим лучше, чем всё, что было прежде, понять, кто мы такие и как устроен наш разум»[15].
Алина Георгиевна говорит: «Здесь я, как человек, долгое время изучавший мышление Елены, хотела бы добавить вот что. Для того чтобы адекватно описать какой-либо объект действительности, необходимо, чтобы он был описан в двух противоположных системах описания, – это принцип дополнительности, сформулированный Нильсом Бором в квантовой механике, а затем перенесённый на любое научное описание Ю. М. Лотманом, который говорил, что мы неполноту знания о реальности компенсируем его стереоскопичностью. Можно исходить из того, что, с одной стороны, существуют информация, тексты, культура, с другой – материя, природа. Физическое время необратимо движется в одну сторону, и по мере движения физического времени возрастает энтропия. Связь временной необратимости с возрастанием энтропии была в конце девятнадцатого века статистически обоснована физиком Людвигом Больцманом и в середине двадцатого века подробно разработана философом-позитивистом Гансом Рейхенбахом. “Любое более позднее состояние Вселенной отличается от любого более раннего существенно большим значением энтропии. Разность между энтропией и её максимальным значением, которая является двигателем всех процессов природы, становится всё меньше. Несмотря на неизменность полной энергии, её способность к превращениям становится, следовательно, всё меньше, события природы становятся всё более вялыми, и всякий возврат к прежнему количеству энтропии исключается”, – писал Больцман. Но поскольку в сторону возрастания энтропии направлены не все термодинамические процессы в разных частях Вселенной, а только большинство из них, то существует гипотетическое представление о том, что в тех частях Вселенной, где энтропия изначально велика и поэтому имеет тенденцию уменьшаться, время движется в обратном направлении. Связь с такими мирами, по мнению основателя кибернетики Норберта Винера, одного из приверженцев данной гипотезы, невозможна, потому как то, что для нас является сигналом, посылающим информацию и тем самым уменьшающим энтропию, для них сигналом не является, так как у них уменьшение энтропии есть общая тенденция. И наоборот, сигналы из мира, в котором время движется в противоположном направлении, для нас являются энтропийными поглощениями сигнала. Таким образом, поскольку энтропия и информация суть величины, равные по абсолютной величине, но противоположные по направлению, то есть с увеличением энтропии уменьшается информация, то время увеличения энтропии и увеличения информации суть времена, направленные в противоположные стороны. Время энтропии и время информации как бы идут в разные стороны, это два противоположных вектора. Что такое смерть? Для одного человека – это конечное состояние, следствие причинного процесса, окончательное увеличение энтропии, результат движения от менее вероятного состояния к более вероятному. А для другого человека с другим типом сознания – наоборот, это цель, окончательное исчерпание энтропии, результат движения от более вероятного состояния к менее