— Когда мне было чуть больше года, ее застали с любовником. — Райнхарт говорит это мне, но смотрит сквозь, как будто я стала прозрачной. — После скандала, который последовал за разводом — отец отказался просто ее отослать, — меня несколько лет считали… как бы это помягче выразиться — не сыном своего отца. До семи лет, когда стал возможным ритуал кровной проверки с помощью магической схемы, раньше я бы этот ритуал просто не выдержал. Признаюсь честно, даже тогда в этом было мало приятного. Я достаточно полно ответил на твой вопрос, Алисия? Или ты все еще хочешь спросить, почему я выставил свою мать через черный ход?

Некоторые вещи лучше не знать, а некоторые — так вообще хочется расслышать. Недавно я думала о том, что мы с мамой жили более чем скромно… но лучше уж жить скромно, чем вот так.

— Мне очень жаль, — тихо сказала я.

— Мне тоже. Как бы там ни было, эта тема действительно для меня закрыта. В нашей семье имя моей матери под запретом, поэтому не думаю, что моя откровенность тебе пригодится.

— Твоя откровенность для меня очень важна. — Эти слова тоже были лишними, но я их все-таки сказала. Правда, не знала, что еще добавить, особенно когда взгляд Райнхарта потемнел еще сильнее. Он шагнул ко мне прежде, чем я успела вздохнуть, накрывая мои губы своими.

Это вышло неожиданно и совсем не похоже на то, что у нас было раньше — во время огненных самовозгораний. Не менее резкое, выбивающее дыхание из груди, и в то же время совершенно иное. Он как будто пробовал мои губы на вкус, скользя по ним языком и тут же осторожно прикусывая. Не в силах противиться этому странному чувству, я подалась к нему, отвечая. Вдыхая горьковато-ореховый запах и чувствуя жесткость его рта. На миг перед глазами — ослепительно-яркой вспышкой — пришли воспоминания о том, что случилось в библиотеке, и эти воспоминания, эти ощущения словно заново полыхнули в самом низу живота и краской на щеках, жаром прокатились по всему телу.

Я судорожно вздохнула, и ответом мне было хриплое рычание Райнхарта, которое оборвал стук в дверь.

Нас отбросило друг от друга с такой силой, что первое пришедшее мне на ум было: во мне снова проснулась магия. Но нет, никакой магии не было, я просто поняла, что мы оттолкнулись ладонями, одновременно, при этом губы пылали так, что воздух казался просто студеным.

— Войдите, — произнес Райнхарт. Точнее, почти прохрипел (настолько низким и глухим стал его голос), а следом едва слышно выругался. Я точно не поняла, что именно там прозвучало, но кажется, это было что-то связанное с гьердом.

— Ужин, — сообщил Кир, распахнувший дверь перед лакеями.

— Превосходно. Накрывайте.

Превосходно — это было не совсем точное слово. Сердце у меня до сих нор колотилось как сумасшедшее, я даже подавила желание прикрыть рот ладонью, чтобы никто не увидел, что творится с моими губами. Хотя сейчас мне казалось, что это видят все, и от этого голова кружилась еще сильнее.

Да что со мной вообще такое?!

Назвать себя стеснительной я не могла, никогда не была одной из тех девушек, что опускают глаза при виде мужчины или краснеют при слове «поцелуй». Но рядом с Райнхартом я скоро начну краснеть по поводу и без, потому что… потому что те поцелуи, которые показал мне он, совершенно точно заставляли щеки пылать.

Ужин накрыли быстро, лакеи ушли, а Кир приблизился, чтобы отодвинуть для меня кресло.

— Я справлюсь сам.

Вот сейчас голос Райна стал просто ледяным, но камердинер и бровью не повел.

— По-моему, тебе стоит отдохнуть с дороги, — не спасовал он, — приятного аппетита, эри Армсвилл.

Я улыбнулась:

— Благодарю.

Стоило за ним закрыться двери, как меня припечатали тяжелым взглядом.

— Пока ты моя невеста, Алисия, не стоит раздавать авансы моему камердинеру.

Я замерла, так и не расстелив на коленях салфетку.

— Возможно, там, где ты родилась, такое в порядке вещей. Но в высшем обществе такое неприемлемо.

— Что именно? — уточнила я. — Улыбаться и благодарить?! Зато в высшем обществе, очевидно, приемлемо постоянно указывать низшим сословиям на их происхождение. Что, несомненно, говорит о высшей степени аристократизма!

Как я вообще могла с ним целоваться?! Сейчас вопрос «что на меня нашло?!» стал еще более актуальным.

— И если уж вы так заботитесь о репутации и манерах, набрасываться на невесту с поцелуями тоже недопустимо. Не говоря уже о том, чтобы заставлять ее спать в вашей комнате.

— То есть я тебя заставляю? — процедил его светлость.

— А у меня есть выбор? — хмыкнула я. И, рассудив, что в этом разговоре пришла пора поставить точку, немедленно зажевала его собственноручно положенным себе на тарелку салатом. В конце концов, я, по словам его светлости, совершенно лишенная манер простолюдинка, поэтому могу делать, что хочу. Даже так!

Хрусь.

Хрусь-хрусь!

Салатный лист попался большой и сочный, и Райнхарта здорово перекосило.

— Прекрати это!

— Фто? — переспросила я, продолжая жевать. — Ум-м-м… фх-х-х… как фку-у-у-сссно!!! Как фумаете, фаша семья буфет от меня в фосторге?? А дфор?

— Алисия, — угрожающе произнес он.

Взгляд его потемнел до черноты, до такой черноты, что в комнате стало темно. Не только темно, но и невыносимо душно, а тело внезапно пронзила резкая боль. Внутренности скрутило так, как если бы их выжимали, как мокрую тряпку, дыхание прервалось. Райнхарт вскочил, выбрасывая вперед руку. За спиной полыхнула золотая вспышка, кажется, пришел Эдер. Я запоздало подумала о том, что так и не увидела лицо его светлости после того, как громко икну. Судорожно вздохнула и провалилась в густой непроглядный мрак.

Райнхарт

— С эри Армсвилл все в порядке. — Голос Кира возвращает меня в реальность и отрывает от созерцания зарождающегося за окном рассвета. — Доктора говорят, что успели вовремя. Яд тротуса очень быстро всасывается в кровь, минута промедления, и ее бы было уже не спасти. Но благодаря тебе она не просто выжила, сегодня к вечеру уже поднимется с постели, а к выходным сможет танцевать на балах.

Кир усмехается, но как-то невесело.

Мне бы выдохнуть с облегчением, но что-то не выдыхается. Потому что убийца жил в моем доме. Убийца, из-за которого чуть не погибла Алисия. Жизни моей рыжей несносной фиктивной невесте столько раз угрожала магия, что я уже сбился со счета и должен был привыкнуть. Но привыкнуть не получалось.

Одно дело — моя магия, и совсем другое — мерзавец, из-за которого пострадала она!

Едва стоило вспомнить побелевшее до цвета слоновой кости лицо, исказившиеся от боли тонкие черты, как мне хотелось немедленно отыскать заговорщика и уничтожить его собственными руками. Еще больше хотелось от души врезать себе за беспечность.