— Эри Армсвилл, — Робсон склонил голову, — рад знакомству.

— Взаимно, Робсон. — Я улыбнулась.

— Ваша светлость, хочу вас предупредить…

— Робсон, право слово, мы что, не родные? — На крыльцо вышла, а если быть точной, выплыла женщина в роскошном платье и с прической, высота которой заставляла меня всерьез опасаться за ее сохранность. — Райн, дорогой, представишь мне свою будущую супругу?

Мама!

То есть мачеха?!

То есть мама! Я не готова. И вообще, я хочу домой.

Все эти мысли пронеслись в моей голове в ту минуту, когда Райн произнес:

— Вам здесь не место.

Это было грубо. Нет, это было не просто грубо, это было оскорбительно, и улыбка женщины мгновенно померкла. Она сама мгновенно померкла, как будто внутри выключили свет.

Да, не такой я представляла леви Жанну, которая наказывает портних за неверно пришитые кружавчики.

— Райн, дорогой… — снова повторила она, как будто не знала, что еще сказать, а Райнхарт внезапно шагнул к ней, оставив меня за спиной.

— Вы немедленно покинете мой дом и никогда больше не переступите его порог. А если переступите — очень сильно об этом пожалеете. Я ясно выражаюсь, леви Виграсс?

Леви Виграсс?!

Я недоуменно взглянула на женщину, лицо которой сейчас исказилось, будто она собиралась плакать. Тем не менее она расправила плечи и вернулась в дом.

— Робсон, проводи гостью через черный ход. Алисия. — Мне протянули руку, которую я, к слову сказать, приняла не сразу.

Сама не знаю почему, перед глазами стояло лицо женщины, когда Райнхарт ее прогнал. Несмотря на показную уверенность, она нервничала. Я не заметила этого сразу, потому что нервничала сама, но теперь это стало более чем очевидно. Вся она, и ее прическа, и ее роскошный наряд, и ее напористое приветствие показались не более чем фасадом, за которым скрывалось что… или кто?

— Могу я спросить, кто она? — поинтересовалась я.

— Нет.

Ну разумеется.

— А что могу?

— Прости? — Райнхарт раздраженно посмотрел на меня.

— Я твоя невеста. И я не знаю о тебе почти ничего.

— Это не то, что тебе обо мне стоит знать. Эту тему мы закроем сейчас же, Алисия, и никогда больше к ней не вернемся.

— Кто бы сомневался, — хмыкнула я.

— Давай кое-что проясним. — Он остановился так резко, что я оказалась на ступеньку выше его. Робсон только что скрылся за дверями, поэтому на крыльце мы остались одни, и свет фонарей отчетливо подчеркнул резкость его скул. Сейчас передо мной стоял гораздо больше его светлость Барельвийский, чем Райнхарт, который вроде как мой жених. — Ты — моя невеста только для остальных, и если я говорю, что тема закрыта, значит, она закрыта. Если я говорю, что надо что-то сделать — ты идешь и делаешь. Если я говорю, что тебе надо улыбаться — тебе надо улыбаться.

— Вы предельно ясно выразились, — заметила я. — Ваша светлость.

— Что? — Он нахмурился.

— Ну вы же уточняли у женщины, которую вышвырнули на моих глазах, ясно ли вы выражаетесь. Она не ответила. Зато отвечаю я: мне все предельно ясно.

— Ты даже не представляешь, что эта женщина сделала.

— И не смогу представить, если ты мне не расскажешь. Завтра я наверняка столкнусь с твоей семьей, а если не завтра — то послезавтра, на этой неделе или на следующей. И как мне прикажешь поддерживать версию о том, что я — твоя невеста, если я знаю о тебе только то, что ты — его светлость Барельвийский?

Я не стала дожидаться, пока он вернется в реальность с высоты своего королевского положения, развернулась и зашагала по ступенькам. Больше всего на свете мне сейчас хотелось натравить на него Эдера! Такое желание находило на меня с завидной регулярностью, но сейчас оно стало особенно острым.

Его светлость догнал меня у самых дверей, подхватил под локоть.

— Что, без вас мне запрещается ступать за порог? — поинтересовалась я. — А если я нарушу это правило, очень сильно об этом пожалею?

Райнхарт потемнел лицом, тем не менее толкнул двери, и мы вошли. В просторном холле нас встречал молодой мужчина: светловолосый, с коротко стриженными волосами.

— Я распорядился по поводу багажа и займусь мобильезом, — произнес он. — Приятно познакомиться, эри Армсвилл.

— Алисия, это мой камердинер, Кир. Он иногда пренебрегает нормами этикета.

— Чем делаю вашу жизнь, несомненно, гораздо более занимательной. — Кир подмигнул его светлости, но тут же сделался серьезным, взял мою руку в свою и поцеловал. — Я умею обращаться с женщинами, эри Армсвилл. Не пугайтесь.

— Даже не думала. — Я ослепительно улыбнулась. — Мне тоже приятно познакомиться, Кир.

У нас едва успели принять одежду, когда Райнхарт кивнул:

— Прошу. Ужинать мы сегодня будем в гостиной при моих покоях. Багаж разберу сам, его не так много.

— Понял. Все сделаем.

Кир испарился, и я посмотрела ему вслед.

— Очаровательный молодой человек.

— Ты так считаешь?

— Да. — Я улыбнулась. — Он мне нравится.

Райнхарт почему-то нахмурился, но я решила не обращать на это внимания. В конце концов, его светлость постоянно изображает грозовую тучу, а когда не исторгает гром и молнии, напоминает сгущающийся над морем шторм. Вот и пусть себе сгущается, а я буду наслаждаться жизнью и действовать по обстоятельствам. В конце концов они (обстоятельства) сложились как нельзя более благосклонно. Меня не прибило алой схемой, не прибило его светлостью, его светлость не прибило мной (когда я упала на него в библиотеке, и, как следствие, меня не прибьет магией), и у меня теперь даже лев есть. Очень милый, между прочим. Жаль, с ним придется расстаться…

Последняя мысль пришла ко мне в тот момент, когда Райнхарт распахнул дверь, пропуская меня вперед. В наши комнаты.

Багаж уже успели поднять — когда только успели — и зажгли светильники. Приглушенный свет расплескался по обоям, согревая виньетки винного цвета и раскаляя позолоту ножек и подлокотников. В тот момент, когда я собиралась заявить, что устала и его светлость может ужинать в гордом одиночестве, из-за спины донеслось:

— Эта женщина — моя мать.

Что?

ЧТО?!

Я поворачиваюсь.

— Ты выставил из дома собственную мать? — Эти слова срываются раньше, чем я успеваю их остановить.

Взгляд Райана темнеет.

— Выставил. И больше она к нему не приблизится.

— Но почему?!

У меня такое в голове не укладывается. Я просто не могу поверить в то, что такое возможно, но оно возможно — только что произошло у меня на глазах.