Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Штефан Брейфогель еще раз покачал головой.
Выходя из конторы, Анна ничего не видела из-за слез.
— Мне очень жаль, — все еще звучал в ее ушах голос Йориса Брейфогеля, — я бы охотно помог тебе, но…
Не поворачивая головы, Анна чувствовала, как Йорис провожает ее взглядом. Она ничего не ответила. Она не станет на него смотреть и разговаривать с ним. Но вдруг он схватил ее за левую руку и в тот же миг толкнул девушку к стене и прижал.
— Не будь такой заносчивой, бабенка! — Он бросил презрительный взгляд на ее живот. — Может, я навещу тебя, когда ты будешь одна. Так что не думай, что ты в безопасности.
Анна с гневом взглянула на него. Хотя от страха она чувствовала себя плохо, но смогла вырваться и побежать дальше, домой. Ее уже давно не тошнило, но в тот вечер вырвало после ужина.
Спустя две недели родилась Марлена.
В первые дни после родов Анна чувствовала, что дочь забрала у нее последние силы. Когда спустя неделю она снова появилась в конторе Брейфогеля, твердо решив вернуться на свое место, там уже работал только что прибывший из Европы парень.
— Он хорошо выполняет работу, Анна, — сказал Брейфогель, — лучше, чем ты.
Анна избегала смотреть в глаза Йорису Брейфогелю, который всецело был на стороне отца. Во время разговора со Штефаном Брейфогелем ей удавалось держать себя в руках. Но дома Анна разрыдалась. Она плакала так, как плачет впервые маленькая девочка, но в этот раз она не чувствовала облегчения. Анна была обессилена.
«Я опустошена, — подумала она, — у меня больше не осталось сил».
Откуда-то издалека послышался голос бранящейся матери. Не разбирая ни слова, Анна знала, что та жалуется на судьбу и упрекает во всем старшую дочь. Ленхен же сидела на скамье возле сестры и нежно гладила ее по спине. Когда голос матери наконец стал тише, Анна обратилась к Ленхен.
— Ах, Ленхен, — всхлипнула она, — что же мы теперь будем делать?
Рушилось все, что Анна с таким трудом строила несколько месяцев после своего приезда; все утекало сквозь пальцы, как вода. Каждый день она чувствовала, что делает один шаг вперед и тут же отступает на два шага назад. И у нее складывалось впечатление, что двигаться дальше уже невозможно.
Анна снова всхлипнула. Все надежды, которые она лелеяла, внезапно оказались ничтожными, глупыми мечтами маленькой девочки. Она взглянула на Ленхен. Младшая сестра заплетала волосы, которые спадали ей на плечи, в косы и теперь сжала зубами конец одной из них. В семье у нее одной были голубые глаза.
— Все наладится, Анна, вот увидишь, все станет лучше, — сказала Ленхен.
Анна кивнула, но сама уже не верила в это. Она устала. Она больше не хотела ничего делать, только заснуть и все забыть. Даже мысли о смерти не казались ей теперь такими уж страшными. Впервые в жизни Анна целый день пролежала в постели. Ей хотелось просто лежать и не шевелиться.
— Ты нужна ребенку, — проговорила Мария, которую позвала Ленхен. Подруга сидела рядом с Анной.
Девушки поили роженицу бульоном с размоченными в нем сухарями. Не важно, спала Анна или бодрствовала, одна из них всегда оставалась у ее постели. Когда Марлена плакала, Мария или Ленхен подносили девочку к Анне.
Тишина поначалу очень давила на нее. Но через некоторое время Анне стало даже нравиться, когда губы малышки касались ее сосков и дочка начинала жадно сосать молоко. Анна завороженно наблюдала за Марленой. Иногда мать тонула в серых глазах дочки, гладила ее круглые щеки и крошечный нос. Ребенок казался ей совершенством, маленьким чудом — наследством Калеба.
И вскоре, когда Анна прикладывала ребенка к груди, ее душа уже не болела. Боль ушла, чувства притупились. Мария стала рассказывать Анне истории о Калебе, о его первых днях в Новом Свете, истории, которые он уже никогда не смог бы ей рассказать. Вечером молодая итальянка уходила прежде, чем Генрих Бруннер являлся домой.
— Я ведь не нравлюсь твоему отцу, — ответила она, когда Анна как-то попросила ее остаться.
Анна хотела возразить, но ей ничего не пришло на ум. Мария была права.
В конце недели Ленхен снова вышла на работу, и Анна сожалела о том, что больше не может проводить с ней много времени. Ей нравились их разговоры.
Анна все еще чувствовала себя уставшей, но теперь хотела бороться дальше. Еще не пришло время сдаваться.
Следующие несколько недель деньги в дом приносили Элизабет и Ленхен, и даже иногда Генрих, если женщинам удавалось отобрать у него заработок, прежде чем он его пропьет. Но безысходность преследовала их изо дня в день, денег ни на что не хватало. Чаще всего они ели дважды в сутки. Иногда Генрих, когда был трезв, даже придвигал свою тарелку старшей дочери.
— Тебе необходимо есть, — ворчал он. — Ты должна кормить младенца, тебе нужно нагулять жирок на ребрах.
Анна еще никогда в жизни не была такой худой. Ребра выпирали из-под кожи, торчали тазовые кости и ключицы. Волосы потеряли блеск, кожа стала бледной.
Вопреки ожиданиям, Генрих гордился своей первой внучкой, тогда как Элизабет видела в маленьком кричащем свертке лишь лишний рот. Именно Генрих качал малышку на руках, если у него было время. Он даже стал реже ходить в пульперию, где с помощью алкоголя пытался забыть тяготы жизни.
В один прекрасный день Анна приняла решение. Вопреки намерениям держаться подальше от Юлиуса, она отправилась на поиски своего попутчика. Но куда бы она ни ходила — в Сан-Тельмо, на набережную Аламеда, где гуляли богатые люди, на Плаца-де-ла-Викториа, перед городской ратушей или собором, — Юлиус как сквозь землю провалился. Она больше не встречала его ни в ресторане, где случайно его заметила, ни в порту, ни на богатых улицах, ни в парках. Анна вспомнила о Виктории, но и о ней она совершенно ничего не знала, кроме того что семья Сантос живет на севере страны.
Однажды, когда после завтрака стало понятно, что об ужине нечего и думать, Анна решила отправиться к братьям. Она поклялась ничего у них не брать, но что толку от такой клятвы, когда пухнешь с голоду?
Эдуард принял ее с улыбкой. Анна обрадовалась, когда он дал ей обещанные деньги, не задавая лишних вопросов. У нее не было выбора, и все же Анна боялась, что допустила большую ошибку.
Часть третья
Санта-Селия
Апрель — октябрь 1865 года
Глава первая
Первые гости стали прибывать на громадное подворье Сантосов в Сальте сразу после обеда. Сначала они, истекая пóтом, собирались во дворе эстансии Санта-Селия, потом их вели через патио в роскошный зал для приемов. Маленькие служанки-индианки, покорно склонив головы, под скромное музыкальное сопровождение нанятой капеллы разносили на подносах гостям прохладительные напитки и закуски. Потом прибывшие направлялись в небольшую столовую, которая была особенно роскошно украшена в честь празднества. Сюда приносили деликатесы за деликатесами, пока гости не насытятся.