«Неужели я ее когда-то любил?» — задумался Рикардо. Как давно он искал забвения в объятиях других женщин? Хотя донья Офелия была в этом не виновата. Он никогда бы не смог быть ей верным, это недостойно мужчины.

— Бесстыдство, — продолжала ворчать донья Офелия.

Дон Рикардо взглянул на невестку, которая стояла в нескольких шагах от них, внизу, у сада. На девушке было светлое платье из легкой ткани, с расклешенной юбкой, разумеется, сшитое по последней моде. На прошлой неделе специально из Сальты приезжал портной.

Пожав плечами, дон Рикардо снова повернулся к донье Офелии, которая с тех пор, как умерли ее родители, братья и сестры, предпочитала одежду темных, приглушенных тонов. Он вздохнул. Донья Офелия безгранично уважала своего отца. И против него Рикардо никогда бы не пошел. Иногда он даже боялся, что такую ссору сочтут неприличной.

Дон Рикардо вновь взглянул на невестку. На самом деле он не заметил в поведении Виктории ничего бесстыдного.

Иногда после обеда, во время сиесты, Виктория отправлялась к дочери Эстелле. Так было и в тот день. Она тихо сидела в тени у кроватки ребенка, наблюдая за тем, как от ветра слегка колышутся занавески на окне. Сквозь искусно вырезанные ставни пробивались солнечные лучи, устраивая на полу игру золотого света и тени.

Эстелла спала. Видно было, что девочка спокойна и ничего страшного ей не снится. Малышка положила под голову ладонь, а другую руку согнула так, что кулачок оказался у ее рта. Полные ножки выглядывали из-под одеяла, на них были надеты маленькие носочки. Матерчатая кукла Эстеллы лежала возле ее головы. Виктория очень осторожно положила руку на черную кудрявую головку, потом погладила пухлые щечки.

Кожа Эстеллы казалась такой нежной! Несмотря на прикосновения, малышка не проснулась, даже веки ее не дрогнули. Очевидно, девочка устала после утренних игр с воспитательницей. Эстелла любила Розалию. Когда Виктория впервые увидела маленькую темнокожую индианку, она испугалась. Но любовь, с которой та относилась к малышке, быстро покорила немку. Розалия и к Виктории относилась дружелюбно, и благодаря ей девушке было уютнее на эстансии Санта-Селия. Виктории полюбилась Розалия.

Эстелла вытянула губки и сунула большой палец в рот.

«Эстелла, Эстелла, — повторяла про себя Виктория, — мое маленькое сокровище». Сначала она не хотела называть малышку таким именем, но Умберто и его мать настояли на этом. Если Виктория правильно поняла, так звали младшую сестру доньи Офелии, до того как та ушла в монастырь.

Виктория вздохнула. «Я всегда буду присматривать за тобой, моя маленькая. Я никогда не допущу, чтобы тебя отняли у меня». Виктория не знала, откуда у нее в голове возникла такая мысль. Она постаралась как можно быстрее ее прогнать. Господи, она ведь никогда не была пессимисткой! Кто же захочет отнять у нее Эстеллу?

— Мое сокровище, — бормотала она, — моя маленькая звездочка…

Виктории было легче примириться с этим именем после того, как она узнала, что оно означает.

И все же жить под одной крышей с доньей Офелией было очень тяжело. Иначе и быть не могло. Хоть Виктория и знала, что жизнь со свекровью может быть трудной, но то, что девушка пережила после приезда, превзошло ее наихудшие ожидания.

Виктория невольно подумала о молодой индианке Розите, которую приняли в помощницы, когда после отъезда Кете Виктория стала жаловаться на то, что не успевает готовиться к многочисленным светским мероприятиям. Казалось, служанка понимала все, чего хотела от нее Виктория, но хозяйка не могла разговаривать с ней, как с Кете. Виктория вздохнула. Она считала Кете подругой и сильно скучала по ней.

Снаружи, в коридоре, раздались громкие шаги. И в следующий же миг, как обычно, без стука, распахнулась дверь. В комнату вошла свекровь. Хотя Виктории и не хотелось вставать, она поднялась и поздоровалась с доньей Офелией, поцеловав ее по традиции в щеку. Пожилая женщина остановилась и внимательно осмотрела комнату.

— В нашей семье рождаются сыновья, — наконец произнесла она резко, с упреком в голосе, к чему Виктория уже давно привыкла.

Девушка взглянула на дочь и ничего не ответила. «Я люблю тебя, Эстелла, — подумала она, — моя золотая. Не слушай ее, моя маленькая звездочка».

— Я все же надеюсь, что ты подаришь моему сыну долгожданного наследника. — Донья Офелия подошла к невестке ближе.

Девушка глубоко вздохнула и досчитала до десяти, прежде чем ответить:

— Я подарила Умберто замечательную дочку.

В этот момент Эстелла открыла глаза, встала на колени и протянула руки к матери. Виктория взяла малышку на руки и погладила по сонному личику. Девочка прижалась к ней. Тут же ее большой палец снова исчез во рту. Роды проходили тяжело, Виктория громко проклинала Умберто, и, вспоминая об этом, она сразу же испытывала облегчение.

— Может быть, — ответила свекровь, обойдя детскую кроватку с другой стороны, — но Эстелла не мальчик. — Она внимательно взглянула на малышку. — Теперь одна надежда на то, что она когда-нибудь станет красивой и мы сможем удачно выдать ее замуж.

Произнеся последние слова, донья Офелия расправила плечи и, держа спину прямо, повернулась к двери. Спустя несколько секунд хлопнула дверь.

Единственное, что сейчас могло доставить радость Виктории, — это прогулка верхом на ее сивой кобыле Дульцинее.

Донья Офелия держала осанку, выходя из комнаты невестки. Пока за ней наблюдали, она никогда не позволяла себе опускать плечи, это недостойно представительницы рода де Гарай. Этому правилу ее научил отец, когда Офелия была еще девочкой, и она никогда не забывала этого урока. Она была старшей дочерью в семье, присматривала за младшим братом Фелипе и сестрой Эстеллой. Офелия следила за тем, чтобы Фелипе ходил в школу, когда их мать погружалась в меланхолию. Она выкупила для Эстеллы место в монастыре.

Офелия тут же согласилась, когда выскочка из низов Рикардо Сантос попросил ее руки, возможно потому, что она любила его, но это никого не касалось. Она знала, что еще никто из их семьи не выходил за таких выскочек, как Сантос. Были времена, когда она ни при каких обстоятельствах не опозорила бы отца. Любовь в их кругах никогда не считалась весомым аргументом. Но сегодня у таких семей, как Сантосы, имелись и деньги, и влияние, которых у де Гарай давно уже не было. Осталась лишь грамота, которая подтверждала родство отца с основателем Буэнос-Айреса Хуаном де Гараем.

Донья Офелия хорошо помнила выражение лица Эрнана де Гарая, который доставал старую грамоту.

— Это самое ценное наше достояние, — внушал он ей.

Она верила в эти слова до тех пор, пока однажды ее муж с высокомерной ухмылкой не сказал, что считает «этот клочок бумаги» грязной подделкой. Он уверял, что знает, как можно сделать такой «документ», да к тому же подделка еще и не очень качественная.

Но у Офелии все равно не было других вариантов, ей пришлось выйти за него замуж. Что оставалось делать женщине в ее положении? По крайней мере, дон Рикардо ей нравился, и ее сердце билось быстрее, когда он находился рядом. Это немного скрашивало отвратительную ситуацию. Когда дон Рикардо попросил руки Офелии и благословения ее отца, тот лишь печально взглянул на дочь, но все же сказал «да». Ведь он тоже понимал, что выхода у них нет. Вот так дону Рикардо разрешили сделать ей предложение.