ни про каких «летунов» я, увы, не слышал. Так что вряд ли смогу вам еще в чем-то помочь.

Веня встал.

– Ну, что ж… Если так, то давайте прощаться. Хотя постойте. В своем рассказе вы упомянули, что большая часть диверсантов из группы обер-лейтенанта Рауха была уничтожена, а что стало с теми, кто выжил?

Ермаков задумался, покачал головой.

– Прошло восемь лет, трудно вспомнить…

– А вы все же попробуйте!

– Двое умерли от ран, а еще двое… Подождите!.. Все четверо выживших в той бойне согласились сотрудничать с нами и оказывали посильную помощь в поимке других диверсантов. Тем не менее двоих из этой четверки, успевших запятнать себя кровью, все же расстреляли. А вот последние двое… кажется, были приговорены к различным срокам заключения… Один из них, как я слышал, умер в лагере, а вот второй… Подождите, кажется, я был не прав, когда сказал, что больше ничем не смогу помочь. В свое время я интересовался судьбами всех тех, кто входил в группу диверсантов Рауха. Мне нужно позвонить в Череповец. Делом Рауха и его людей занимался майор Костенко. Подождите в коридоре.

Веня вышел из кабинета и устроился на диванчике в приемной. Ординарец, младший лейтенант с короткой стрижкой и угловатым лицом, предложил гостю печенье и чай, но Веня отказался, так как почувствовал голод и решил после завершения беседы с начальником Смоленского МГБ подкрепиться основательно. Спустя примерно час, когда Веня уже начал жалеть, что отказался от печенья, в приемной зазвонил телефон. Младший лейтенант снял трубку и велел Вене войти.

– Вот! Некий Савелий Демченко! – Ермаков вручил Вене исписанный листок. – Последний из диверсантов из группы Рауха. Наверняка он еще жив.

Веня прочел написанное вслух:

– «Уроженец деревни Досовичи Могилевской области, в прошлом боец Красной армии, сапер, попал в плен еще в июле сорок первого под Могилевом, был направлен в Дюрен в августе. После уничтожения группы в Череповце выжил и активно сотрудничал с органами. Благодаря полученным от него сведениям были задержаны еще четверо предателей из числа местных жителей. Осужден на пять лет и два года назад вернулся в родную деревню, где, по нашим данным, работает столяром в колхозе «Заветы Ильича». Это уже теплее.

– Тогда желаю вам как можно скорее найти убийцу!

После этих слов Веня попрощался с Ермаковым, вышел из здания УМГБ и отправился искать ближайшую столовую, которая к его великой радости оказалась всего в одном квартале от здания Управления Смоленского МГБ. Съев двойную порцию щей, макароны по-флотски и выпив два стакана березового сока, Веня отправился на телеграф и послал сразу две телеграммы с одним и тем же коротким текстом: «ЗАДЕРЖУСЬ ТЧК НАПРАВЛЯЮСЬ В МОГИЛЕВ=ВЕНЯ».

Первую телеграмму он адресовал Звереву, вторую – жене. После этого он, вполне довольный собой, пошел на вокзал за билетами.

Глава четвертая

До Могилева он так же добрался поездом и без особого труда. Сдав на вокзале в камеру хранения чемодан, Веня довольно быстро сумел отыскать попутку до Дубровки. Когда водитель грузовика, везшего в деревню продукты для местного сельпо, высадил Веню у разъезда и указал дорогу на Досовичи, тому оставалось пройти по разбитой грунтовке чуть больше трех километров. Засеянные поля, пасущееся на лугу стадо коров и речку, поросшую ивняком, сменили деревянные застройки и полуразрушенный храм, возле которого Веня остановился, чтобы перекурить. Войдя в деревню, Веня задержался возле покосившегося колодца и набрал ведро воды.

Залаяли собаки, звонко прокричал петух, и в этот момент Веня увидел двух босоногих мальчишек с удочками и ведром, бодро шагавших в сторону поросшей кувшинками речки. Мальчишки о чем-то спорили и до поры до времени даже не замечали присутствие чужака.

– Привет, ребятня! – поприветствовал их Веня. – Как тут у вас рыбка – клюет?

Мальчишки перестали спорить и с интересом уставились на незнакомца.

– Клюет! Уклейка, плотка, акуньки́… быват, и щупаки́ цягаем, – ответил один из ребят, конопатый паренек лет тринадцати, с соломенного цвета волосами и с сильно оттопыренными ушами. – А вы что ж до нас, порыбачиць прыехали?[8]

– Да не совсем! – Веня усмехнулся и протянул лопоухому руку. – Меня Вениамином зовут, а тебя?

– Я Ми́цько Тарасенак, а малога Ванькой кли́чуць – гэ́та мой малодшы брат! [9]

Веня пожал руку второму мальчишке, который был года на три младше лопоухого Митьки.

– Вы нябось да бабы Насци прыехали. Яна казала, што у яе племя́ш у горадзе жыве. Ен пасля́ вайны́ у Ви́цебску застауся и прыехаць абяцау, дах паправиць абяцау, ды усе ния́к не едзе[10], – продолжал допытываться Митька.

– Да нет, дружок, не из Витебска я, а из Смоленска! И твою бабу Настю не знаю…

– А до каго ж вы тады́?[11]

– Я Савелия Демченко ищу! Знаете такого?

Митька вздрогнул, нахмурил брови и невольно отшатнулся.

– Гэ́тга варажы́ну? Вунь яго хата! – Митька указал на ветхий домишко с соломенной крышей, возле которого стояла старая телега и паслись куры. – Пйшли́, брацельник! А то хутка сонца узыдзе, и тады́ клева зуси́м не будзе![12] – лопоухий схватил брата за руку и силком потащил к речке.

Веня покачал головой и направился к указанному пареньком дому.

* * *

Когда Веня сам открыл калитку и поднялся на крыльцо, он увидел на двери замок, но тут же облегченно вздохнул, услышав с другой стороны двора стук топора. Веня обогнул хату и увидел захламленный двор, большую часть которого занимал широкий верстак, заваленный стружками. Рубанок, ржавая банка с гвоздями, двуручная пила и деревянный ящик с ручкой, наполненной прочим нехитрым инструментом, висели, лежали или просто валялись во дворе. Тут же у сарая стояли несколько новеньких лавок, пара затейливых табуреток и резной наличник для окна. Сам хозяин – патлатый и седовласый, но не особо старый мужик, стоял, согнувшись над верстаком, и точил на нем какую-то чурку. Среднего роста, жилистый и крепкий,