И тут Потиорек кричит водителю – в Конак, живо! Через несколько мучительно долгих секунд машина трогается.

Это еще один момент, который не поддается никакому нормальному объяснению. Машины ехали в госпиталь, они были на полпути к нему. Госпиталь, который был недалеко от вокзала – находился в неспокойной, приграничной области, где часто случались перестрелки, там были врачи имевшие опыт лечения огнестрельных ранений. И если София была ранена куда тяжелее, она умерла по дороге в Конак – то эрцгерцога, скорее всего еще можно было бы спасти, если бы он вовремя попал на операционный стол. Но именно Потиорек приказывает ехать в Конак, где нет ни нормального хирурга, ни операционной.

Водитель Лойка толком не знал даже, где находится Конак и Потиореку пришлось подсказывать ему направление. Автомобиль промчался по Латинскому мосту, его бросало на ухабах. Гаррах поддерживал эрцгерцога, который был в сознании, прижимая платок к его шее. Он спросил: Ваше Императорское Высочество, очень больно? Эрцгерцог ответил – ничего. Это слово он повторял в полузабытьи несколько раз, когда они ехали в Конак.

Прошло не менее получаса, пока машины мчались в Конак – все это время эрцгерцог был еще жив. Сильно трясло, что только усугубляло состояние раненых. Когда прибыли в Конак, Бардольф, полковой хирург Эдуард Байер, доктор Фердинанд Фишер, лейтенант Людвиг Хессхаймер внесли эрцгерцога в кабинет Потиорека и положили на диван. Он был еще жив. Румерскирх и Бардольф на руках внесли Софию, на ступенях были следы крови. Они думали, что София в обмороке и не понимали, что она умерла. Эрцгерцог был еще жив, но без сознания и на вопросы не отвечал, его рот был полон крови. Никак не удавалось расстегнуть воротник рубашки, его, в конце концов, просто разрезали. Барон Морсей спросил, не хочет ли Франц-Фердинанд передать что-то детям – но эрцгерцог не ответил. Он отошел в мир иной. Было примерно одиннадцать часов по местному времени.

Нет никаких свидетельств того, что наследнику австрийского престола после ранения оказали хоть какую-то квалифицированную медицинскую помощь.

Через месяц – начнется Первая мировая война…

На самом юге Европы, укутавшись шапками снегов, вековым сном спят Альпы. У подножья гор, между герцогством Савойским и Венецианской республикой – привольно раскинулся громадный, никогда не спящий город. Это Милан. Крупнейший город Италии8.

Милан это больше чем просто город. Это южная оконечность так называемой «голубой ленты» – европейской территории, начинающейся в Лондоне, и заканчивающейся здесь, в Милане, где производят две трети всего европейского ВВП. Это перекресток миров, путей, цивилизаций. Это конечная точка для молодых и амбициозных с десятка стран, начиная от Греции и заканчивая Албанией, это место, где строят небоскребы. Здесь много работают, здесь практически каждый встречный знает английский, здесь нет предела разврату ночью и нет ничего невозможного в работе днем. Сюда едут работать, учиться, пробиваться. Зарплаты здесь самые высокие в стране, недвижимость самая дорогая, крупнейшие банки, страховые компании, лучшие бизнес-школы – все здесь. Здесь хорватские мафиози продают паленые сигареты, а сербские поддельную водку и оружие, а албанские наркотики, здесь китайцы продают оптом контрабанду, а русские ее покупают, Здесь можно купить Дольче и Габбана за пять тысяч долларов, а можно за пятьдесят – и внешне они отличаться не будут. Здесь за столиком в кафе можно встретить приехавшую шопиться москвичку, вкладывать наворованное грека, присматривающего кого бы ограбить албанца. Здесь все тусуются, вкладывают деньги и делают деньги. Неофициальный центр Балкан теперь переместился из Вены сюда9.

Жизненную силу этого города чувствуешь на кончиках пальцев.

Так вот, в один и миланских вечеров, когда работать уже поздно, а идти клубиться еще рано – в одном из домов на площади Сан Бабила на четвертом этаже стоял у окна молодой человек, попивал харам и смотрел на площадь взглядом хозяина, смотрящего, чтобы рабы на плантации не отлынивали от работы…

Его звали Спиро Леши. И он, несмотря на типично итальянскую внешность, был стопроцентным албанцем.

Как сказал один кабульский таксист американскому журналисту по пути в город: «Да, сэр, я понимаю, что не все пуштуны плохие, просто большинство из них». То же самое можно было сказать и об албанцах. Албанцы в сегодняшней Европе – выполняли роль чеченцев в России 90-х. Они распространились по всей Европе, албанские банды орудовали даже в Лондоне. Они проявляли демонстративную жестокость – например, в Лондоне, они зашли в дом грабить, их случайно застала хозяйка – они зарезали и её и её дочь. Они ничего не боялись, потому что если вляпывались всерьез, то уезжали в горы, и там их никто не искал. Они переправляли через Албанию контрабанду и по всей Европе похищали людей. Традиционные мафии Европы предпочитали с ними не связываться, а полиция не справлялась. Например, тех двоих, что вырезали семью в Лондоне, поймали, одному дали пожизненное. Они сейчас сидели в тюрьме, находились на положении авторитетов, и даже из тюрьмы вели странички на Фейсбуке, где размещали то фото из тюремной качалки, то угрозы совершить новые убийства. Судя по их страничкам – они не то, что не исправились – они процветали за решеткой10.

Спиро Леши родился в точно такой же среде, но так как его отец был богат, он не должен был зарабатывать на жизнь разбоями. У него был диплом хорошего западного ВУЗа, в котором он приобрел не знания, а бесконечное презрение к западному обществу, у него была квартира в Милане, он вкладывал здесь семейные деньги. У отца были плантации на месте бывших госхозов, он держал рабов, выращивал органические продукты, а Спиро договаривался с итальянскими торговыми сетями о поставках.