Уже после, когда провожали Ксюшу на дом к старшей медицинской сестре из физиотерапии, в тот приезд исполнявшей роль хозяйки детского пансиона, тетя вполголоса спросила:

– И что ты думаешь?

Дядя так же вполголоса ответил:

– Какая-нибудь проверка, – и отстранено пожал плечами. Дескать, обычная вещь.

На следующий день механика уволили. За пьянство. Кто-то кому-то сказал в столовой, коротко и между прочим. Дядя лапидарно бесчувственной фразой подтвердил:

– Сам дурак. Бывает, – на этом инцидент оказался исчерпан. Но Ксюша хорошо запомнила случившееся.

Настоящие проблемы начались через год, когда у самой Ксюши начался подростковый, переходный период. Она стала часто плакать и вскакивать по ночам, днем ее тоже мучили кошмары, содержание которых толком она не могла пересказать, успеваемость в школе упала настолько, что остро встал вопрос о переводе в специальное заведение для отсталых. Но отсталой Ксюша не была, она просто не имела времени учиться, и пыталась о том сказать, но не находила никакого понимания. Ей приходилось дни и ночи напролет бороться с призраками. Пока, наконец, новомодный и не совсем еще равнодушный психолог-аналитик – не без труда пробились на прием и за деньги, – не догадался расспросить как можно подробнее самого ребенка, прежде чем назначать никчемные анализы и пичкать девочку успокоительным. Оказалась, Ксюша до полусмерти боялась зеркал, и вообще любого собственного живого отражения в любой гладкой поверхности. Фотографии в счет не шли, к ним она относилась спокойно, даже перебирая карточки погибших родителей. Значит, дело было далеко не в перенесенной психологической травме. От описаний деталей своих страхов Ксюша отказалась наотрез, здесь новомодному лекарю не удалось сыскать к ней подхода. Но всякий раз, когда он нарочно подстраивал ей неожиданную встречу с зеркальным отображением, Ксюша жмурилась изо всех сил, словно пыталась запечатать веки апокалипсическими семью печатями. Аналитик ею заинтересовался не в шутку, бился с упрямицей около года, но и он, в конце концов, признал неудачу, итогом стал неутешительный и страшный диагноз – подростковая шизофрения. Прогноз тоже представлял мало хорошего: бред преследования с возможностью агрессии, навязчивые галлюцинации – в частности слуховые, хотя Ксюша никогда не слышала никаких голосов, повелевающих ей делать то или это, – затем перемежающиеся состояния эмоциональной отрешенности от реальности, апатико-абулический синдром. Ничего похожего вовсе с ней не происходило, диагноз являл собой лишь врачебную роспись в полной беспомощности, но поставленное клеймо отныне определило всю ее дальнейшую жизнь.

Из школы Ксюшу забрали. Предпочли учение на дому. Тетя не была против и этого, она ушла с работы и сидела с племянницей, такой оборот событий устраивал и не казался в тягость. С одной стороны, душевная болезнь и неполноценность, зато с другой – можно нянчиться, сколько угодно. Девочка ведь спокойная, если только не… Если коротко, все отражающие поверхности в приемном доме отныне завешивались, будто бы при покойнике, а вскоре исчезли, кроме небольшого зеркальца в ванной комнате, без которого было не обойтись – тетя могла воспользоваться при нужде карманным, но вот дядя. Небритым в служебные часы лучше не показываться, да и не в служебные тоже. Его и так однажды спросил генеральственный шеф: чего это мол, с щетиной местами, хиппует или заночевал у любовницы?

А спустя еще пару лет в пределах под или полковничьей квартиры расхаживал уже настоящий призрак. Ксюша, чтобы стать еще менее доступной для одолевавших ее зеркальных кошмаров, поверх будничной одежды наряжалась во все белое с головы до пят – тетка сшила ей длинную батистовую хламиду на лето и такую же из фланели на зиму. На голову нечто, вроде фаты невесты, все это выглядело со стороны навязчивым монашеским бредом, но приемным ее родителям не мешало, секретные служители отечества привыкли мириться со многими ненормальностями бытия – куда там не вполне вменяемой, но доброй и ласковой девочке! Ксюше накупали привозных экзотических фруктов и шоколадных конфет, чем еще порадовать одинокого ребенка? Она любила собирать конструкторы и головоломки, дядя не без труда доставал для нее через сослуживцев заграничные паззлы с пейзажами и диснеевскими сюжетами, из сотен фрагментов, Ксюша возилась часами. Но более прочего ее радовало, когда дарили книжки. Читала она запоем, все подряд, словно искала в них ответ, почему бывают люди не похожие на других? Она и вправду искала. Но не могла найти, потому что книги в основном были не те. По понятным причинам. Дядя вполне мог позволить себе принести домой и самиздат, ознакомление с подобной литературой в его отделе даже приветствовалось. Но ему бы и в голову не пришло осквернить свое жилище «фрейдистской похабщиной» или «наркоманским бредом» погранично-передовых западных фантастов. Хотя, попадись ей в те годы, к примеру, блистательный «Валлис» Толстяка Лошадника, позднее признанным знаменем визионеров, возможно, многие Ксюшины проблемы получили бы облегчение в своем решении еще до прибытия в стационар № 3,14… в периоде.

Сколько бы продолжались игры в семейную идиллию, неизвестно, если бы не вмешалась проруха-судьба. Дядя под– или полковник внезапно и стремительно покатился в гору, словно подброшенный удачливой ногой футболиста упругий победный мяч. Направление его полета звучало в те ушедшие советские годы как ведьмовское заклинание потусторонних сил благоденствия. Загранкомандировка. Долгосрочная, в страну, насквозь гнилую от прагматического беспредела капитализма, где согласно проверенным внутриведомственным слухам пару некондиционных джинсовых штанов «левайс» реально было приобрести за три доллара. В одночасье кривобокая тыква превратилась в роскошную карету, а запечная крыса в кучера, чей лакейский камзол расшит галунами. Но вот что было делать с милой Золушкой, на которую в этот раз волшебство не распространялось?

Тетя вздыхала, и дядя вздыхал тоже. Долг перед сироткой значил для супругов многое, однако, долг перед отечеством значил куда больше. И ведь нельзя, ни в коем случае нельзя взять с собой Ксюшу. Открытый дом при посольстве, советник атташе по культуре, приемы и светские обязанности, и рядом призрак в белом покрывале. Да ее не выпустят, ни в коем случае, бедняжке не положен загранпаспорт, она недееспособна, о разрешении на выезд вместе с приемными родителями и говорить не приходилось. Другие родственники, да где их взять? Глухая бабка в деревеньке под Переславлем-Залесским, и племяш – надирающийся до видений колхозный плотник, вот и вся теткина родня, а у дяди-полуполковника единственная сестра, Ксюшина мама, давно на Востряковском кладбище.

В управлении им подсказали, поезжайте себе спокойненько и не тревожьтесь, есть куда устроить, место неплохое. В обычную больницу упаси боже, вам ли не знать, что там творится. А вот для особых случаев! Дядя навел справки подробнее. Приличное заведение, и чем черт не шутит, вдруг Ксюше помогут. Главврач вполне компетентный, примерно-семейный человек, условия на уровне, контингент не буйный, и вообще принимают только по спецсопровождению, не кого попало с улицы. В любое время, когда пожелаете, можно забрать обратно. Повздыхали еще и согласились, как будто у них был выбор! Так считали и свято в это верили. Подневольные духом, отлично отлаженные инструменты, они, наверное, и слова этого не понимали, в его естественном значении.