готов даже выколоть своей жертве глаза и съесть ее мозг, если это было необходимо для поддержания порядка. С того времени Дрейк стал постоянным источником беспокойства для испанцев, заклеймивших его как «лютеранина и еретика».

Впрочем, Дрейк был не единственным английским корсаром, занятым расширением влияния Англии в мире. Кроме него еще два английских первооткрывателя искали богатства и стремились сделать из Англии империю. В своих действиях они руководствовались такими же полуофициальными соглашениями с Елизаветой I, как и Дрейк, и ровно по той же причине – чтобы не давать Испании повод для нападения. Первым из них был Мартин Фробишер, опытный мореплаватель, которого считали одним из лучших лоцманов Англии, примерно одних лет с Дрейком. Имея в своем распоряжении состояние, унаследованное от покойного мужа своей жены, Фробишер занимал в обществе гораздо более высокое положение, чем Дрейк. Антонио де Гуарас, предшественник Бернардино де Мендосы на посту посла короля Филиппа II в Лондоне, называл Фробишера «лучшим моряком и самым храбрым человеком страны». Фробишер мечтал не просто о богатстве. Прежде чем отправиться во второе из трех своих исследовательских плаваний, он обратился к королеве с просьбой назначить его верховным адмиралом северо-западных морей и губернатором всех открытых там земель и позволить оставить себе 5 процентов прибыли от торговли.

Когда Дрейк приблизился к Магелланову проливу в Южном полушарии, Фробишер, двигаясь на север, достиг Ньюфаундленда. В тот момент, когда Дрейк вошел в Магелланов пролив, Фробишер ликовал – ему удалось обнаружить богатейшие месторождения золотоносных руд. Он погрузил на корабли 200 тонн руды и, исполненный самых радужных ожиданий, доставил их в Англию. Королева лично приняла его в Виндзорском замке, служившем тогда (как и сейчас) королевской резиденцией. Увы, с тем же успехом Фробишер мог бы везти через всю Атлантику балласт. Когда руду переплавили, оказалось, что это «золото дураков» – железный колчедан, или пирит. Позднее его истолкли в щебень и пустили на прокладку дорог.

Вторым конкурентом Дрейка был Уолтер Рэли, джентльмен, солдат, поэт, шпион и писатель. Он учился в Оксфорде, но оставил университет, не получив степени. Он был одним из любимцев Елизаветы – в 1585 г. она посвятила его в рыцари. В ноябре он вместе со своим сводным братом Хамфри Гилбертом возглавил флот и собирался основать аванпост в Северной Америке. Но выход в Атлантический океан в конце года оказался большой ошибкой – постоянные штормы буквально не давали кораблям двинуться с места. Через полгода Рэли и Гилберт были вынуждены вернуться домой, так и не достигнув своей цели.

После того как потенциальные конкуренты сошли с дистанции по причине невезения или явной некомпетентности, Дрейк стал еще важнее для Елизаветы I и благополучия Англии. Он не был состоятельным джентльменом, ищущим приключений, – он был настоящим первооткрывателем, неотесанным и живучим. На свете не было ни одного человека, способного внушить Фрэнсису Дрейку страх – за исключением королевы Елизаветы I.

Заметно сократившийся флот Дрейка, теперь состоявший из трех кораблей и двух пинасов, продолжал следовать тем же курсом, которым шел Магеллан в поисках пролива. Людей сплотило новообретенное чувство дисциплины, как будто пролитая Даути жертвенная кровь каким-то образом освятила и возвысила поставленную перед ними задачу. Что касается Дрейка, его цель оставалась прежней – сокровища, прежде всего испанские сокровища. По его мнению, не имело никакого смысла пытаться не обидеть Испанию. Когда он стал бесспорным предводителем флота, его поведение стало более уверенным. Никто больше не сомневался в том, что он сможет найти Магелланов пролив и проплыть по нему до Тихого океана. «Итак, произведя на кораблях нужный ремонт, запасшись досками и водой, окончив все другие наши дела и сократив наш флот до самого малого числа, а именно трех кораблей и пары пинасов, которым стало легче держаться вместе и проще обеспечивать себя всем необходимым… и укрепившись, насколько возможно, против всяких неприятностей и невзгод, 17 августа мы вышли из этой бухты, исполненные надежд на счастливый исход нашего предприятия», – писал Флетчер. Повинуясь приказу Дрейка, корабли «взяли курс к проливам, на юго-запад».

20 августа 1578 г. корабли Дрейка подошли к мысу Девы Марии в четырех лигах от входа в Магелланов пролив. Стояла ночь, и моряки увидели «усыпанные черными звездами высокие и крутые серые утесы, о которые билось море, и фонтаны китов в отдалении». Дрейк приказал команде поднять марсели «в знак полного послушания Ее Величеству», которая, по его словам, имела «полную заинтересованность и право руководить» их плаванием.

Именно тогда Дрейк ошарашил команду известием о том, что он намерен переименовать флагман из «Пеликана» в «Золотую лань» (под этим названием он и вошел в историю как один из самых знаменитых кораблей эпохи Великих географических открытий). Потребовалось некоторое время, чтобы к новому имени привыкли. Многие и на борту корабля, и позже в Англии по привычке называли судно «Пеликаном». Название «Золотая лань» прижилось далеко не сразу. К тому же данный жест полностью противоречил морским обычаям. Но Дрейка это не заботило – он играл по собственным правилам. Он выбрал для корабля такое имя, потому что на гербе одного из его ближайших соратников, сэра Кристофера Хаттона, изображалась золотая лань (точнее, задняя часть стремительно бегущей по полю самки благородного оленя). Это в каком-то смысле намекало, что флагман Дрейка тоже не чужд богатства и отличается завидной скоростью. А поскольку Хаттон пользовался благосклонностью Елизаветы I, название вдобавок отсылало к ней, пусть и крайне неочевидным образом.

До кругосветного плавания Дрейка самыми популярными военными и транспортными судами были каракки с тремя или четырьмя мачтами, прямым парусным вооружением на фок-мачте и грот-мачте и латинским или арабским парусом на бизань-мачте для маневренности. Это были достаточно неуклюжие суда, которые крайне трудно было не заметить. Их высоко поднимающиеся над водой борта служили удобной мишенью для артиллерии. Английские военные корабли, или галеоны, напротив, сидели в воде ниже, были более изящными и быстрыми, а с их облегченным такелажем справлялась даже небольшая команда и даже в плохую погоду.

Португальский лоцман да Силва, которого Дрейк переманил на свой корабль на далеком Кабо-Верде, со знанием дела хвалил «Золотую лань». Он называл ее «достаточно прочной и крепкой» и добавлял, что она «имеет двойную обшивку, причем первая так же идеально обработана, как и вторая. Она вполне годится для войны – это судно французского образца, хорошо оснащенное, с превосходными мачтами, снастями и штормовыми кливерами. Она хорошо идет под парусом и слушается руля». Тем не менее да Силва обнаружил и недостатки. «Ее не назовешь новой, она не обшита медью и не загружена балластом. По правому и левому борту у