Блин, а ведь только что был почти нормальным!

– Не нормальным, – разбил мои надежды на свою психическое здоровье Даркан. – Для меня не нормально облизываться, на женщину, которую я до безумия хочу. Для меня в принципе не характерно желать кого-либо до такой степени, что темнеет в глазах. Но еще менее мне свойственно заботиться о ком-либо… И я смотрю на тебя и никак не могу понять, каким образом, каким маневром, за каким демоном, ты сидишь в моем пиджаке, вместо того, чтобы после твоей выходки не стоять голой возле стола, в ожидании пока я завершу с ужином и перейду к… десерту.

Кажется, я только что побила собственный рекорд по округлению глаз.

– Вот и я… в некотором недоумении,– мрачно произнес Даркан.

И князь поднялся, с легкостью, так, словно каждое изящное движение было для него в порядке вещей, вернул тяжелый стул, на котором сидел, на место, стоять в ряду таких же стульев, прошел к своему месту, сел, тяжело посмотрел на меня.

У меня внутри все похолодело от его взгляда. Напряженного, пугающего, хищно-внимательного взгляда.

И вот так, на расстоянии, Даркан вызывал ужас.

Просто ужас.

Ледяной, цепкий, заставляющий застывать кровь ужас.

И это вот было… безумно странно. Словно рядом со мной он становился другим, вообще другим. А вот так, на расстоянии, терялось все, растворялось, застывало, замирало дыханием, которое невольно хотелось задержать, и… что чувствует лань, уже услышав, как хрустнула ветка под лапой хищника? Что ощущает, когда ветер донес запах зверя? О чем думает, обернувшись на звук, и увидев расчетливо-голодный взгляд из сумрака?

Неотвратимость гибели – вот что.

Неотвратимость. Неизбежность. Неминуемость. Безысходность. Когда четко знаешь – впереди боль и смерть. Именно в такой четкой последовательности. Сначала боль, потом смерть. И ты цепенеешь, не в силах даже двинуться, а твой враг любезно-ледяным тоном вопрошает:

– Имя, Каиль.

Одно из главных правил, которому меня научили на курсах по самообороне – «В любой непонятной ситуации – беги!»

И это тоже уже было где-то на грани рефлексов, потому что осознать, что я вскочила и рванула прочь, я смогла, только врезавшись в Даркана!

Каким образом, он, только что сидящий за столом напротив меня, через весь вообще длинный стол, оказался прямо передо мной, не позволяя распахнуть входную дверь – я не знала. Я даже не помнила, как выскочив из столовой, добежала через все просторное фойе к двери! Рефлексы не раз спасали мою жизнь, а сейчас – дали сбой. Давали сбой. Сбоили, к чертовой матери!

Потому что отшатнувшись, я стояла, прижав руки к груди, ощущая как бешено бьется мое собственное сердце, и понимая – хищник уже не скрывается в сумраке, он легко и естественно, как могут только хищники, не просто уверенно встал на мою тропу жизни, он еще и перекрыл мне все пути к бегству.

И моим поведением хищник был недоволен. Не просто не доволен – он был зол, раздосадован и я бы даже сказала, взбешен.

И в этот момент за дверью раздалось:

– Князь, это требует вашего внимания.

Навьен!

О, да плевать, что он страшный пипец опасный жуткий и наплевательский ко всем человеческим жизням зверь, я была готова его в данный момент тупо расцеловать за свое спасение.

Но, мои лобызательные намерения, оборвали одним жестким:

– В столовую!

Приказ, которому я не смогла не подчиниться.

Ощущение, что ты кукла, ноги идут сами, носок один криво повис, но поправить его возможности нет.

Я вернулась в столовую, села на свое место, поправила носок, закуталась сильнее в пиджак. От дорогой ткани пахло дорогими духами, оседающими на губах хвойно-горьким привкусом… вкусом князя Даркана.

И как интерпретировать все вот это, что происходило со мной – я не знала.

Но окончательно всё перестало пониматься, когда я услышала обрывок слов князя:

– У нее кто-то есть. Найди.

И мое сердце понеслось вниз, прямо с разбега в бездонную пропасть.

Оно просто неслось в пропасть, навстречу острым камням, и замерло, когда Навьен равнодушно и холодно спросил:

– Мои действия при обнаружении?

Равнодушный вопрос.

И равнодушный ответ:

– Убить.

Просто. Вот так легко и просто «Убить» и все.

– Приказ ясен, – подтвердил свой приговор Навьен.

Свой и… и мой тоже.

Я ненавижу вампиров. Ненавижу осознанно. Ненавижу не без причинно. Ненавижу… но этот безумный морг, эти отдельно стоящие головы тех, кого даже не убили – казнили. Просто ритуально казнили… я не хочу, чтобы там стояла голова Навьена!

– Сопроводить вас на встречу? – еще один вопрос тысячника.

Черт, еще вчера мне было плевать на него, на его голос, на интонации, а сейчас… что чувствует другой хищник, когда ощущает запах, присутствие, взгляд другого хищника?.. Я знала, что Даркан сильнее. Он выглядел хрупким и изящным на вид, в то время как Навьен своим разворотом плеч, рвал рубашку, но… Даркан сильнее. На порядок сильнее. А в голосе тысячника я отчетливо ощутила то же, что чувствовала сама – безысходность. Безнадежность. Боль и смерть, и тоже именно в такой последовательности.

– Нет, – словно от мухи отмахнулся князь. – Охраняй княгиню. Отведешь вниз. Я буду дома к рассвету. К завтраку жду его голову.

И князь Даркан вернулся в столовую, двери перед ним сами открылись, и сами же захлопнулись, едва он, погруженный в какие-то бумаги, прошел и сел.

– Поешь, – приказал он, на миг оторвавшись от документов.

И вновь вернулся к делам. Сам князь ел практически «на ходу», кому-то позвонил, с кем-то обменялся диалогом, на непонятном мне языке. В перерывах между разговорами ел. Как-то вот очень красиво ел. Каждое движение, каждый поворот или наклон головы – все было удивительно красиво, даже как-то гармонично. Такая злая обжигающе убийственная красота.

– Каиль, ты злишься. Что разозлило мою княгиню? – иронично-издевательский вопрос.

А я поняла что да, злюсь. И у меня есть на то причины.

– У меня хороший слух, – сообщила Даркану.

– Это радует.

Похвалил хрен его ведает за что князь.

– За слух, – напомнили мне.

Ах да, достойный похвалы повод.

– Мне интересна ваша логика, – произнесла я, чувствуя, что окончательно замерзла, – вчера вы, вообще наплевав на мое мнение, на мою жизнь, и фактически на меня – на мне женились. На момент свадьбы, против которой я более чем возражала, вас не интересовала ни моя жизнь, ни моя… личная жизнь. И вот сегодня я слышу приговор тому, кто мне важен и интересен, раз уж я с ним целуюсь.