мгновение, чтобы сориентироваться. Воздух внезапно разрядился, холод влажным ознобом пробирал до костей. Со всех сторон доносились пение птиц, стрекотание насекомых и шелест ветра в листьях.

Перед ними возвышалась гора без какой-либо заметной тропинки или других отличительных признаков. Только старая, корявая сосна склонилась, простирая зазубренные ветви, как раскинутые руки, будто бы приветствуя его.

Цзэнь глубоко вздохнул. Это была Самая Гостеприимная Сосна – указатель, установленный Старшим мастером школы. Только те, кому было известно истинное местоположение школы, знали, что для активации Пограничной печати, древней и широко используемой для отметки границ определенной территории, нужно пройти под этим деревом. Критерии для прохода варьировались. В данном случае печать пропускала только тех, кто хотел попасть на Край Небес без намерения причинить кому-то вред. Это была хитрая уловка: случайно забредшие в этот район просто натыкались на поднимающийся туман и горную тропу, которая исчезала по мере того как они продвигались дальше. Те же, кто намеревался причинить вред Школе Белых Сосен и ее обитателям, навлекали на себя гнев давно умерших и похороненных в этой земле практиков, чьи души были призваны вечно защищать святость школы.

Даже получись у кого-то успешно преодолеть Пограничную печать, его ожидали тысячи каменных ступеней, прежде чем он наконец мог достичь ворот школы. Большинство учеников использовали Искусство Света, чтобы преодолевать по десять, а то и двадцать ступеней за раз, но Цзэнь едва стоял на ногах.

В нынешнем состоянии ему не помешала бы помощь.

– Лань, – пробормотал он и именно тогда почувствовал на своей руке липкое тепло. Девушка в его объятиях была на удивление неподвижна. Тесно прижавшись друг к другу, они лежали у подножия горы, и Лань все еще обнимала его за талию. Трава под ними была пропитана кровью, размытой красной лужей на мягко сплетенном ландшафте зеленых и серых тонов.

Паника пробилась сквозь туман усталости, когда Цзэнь обнаружил металлическую стрелу, торчащую из бока девушки. Он вспомнил, как прямо перед тем, как печать Врат поглотила их, Лань дернулась в его объятиях и издала какой-то сдавленный звук. Не из-за страха, а из-за боли.

Лань кашлянула, влажно и хрипло. Кровь стекала с ее губ, прокладывая алую дорожку по подбородку. Он окинул взглядом изгибы ее щек, темные полумесяцы ресниц, широкий, обычно болтающий без умолку рот, всегда готовый улыбнуться, даже несмотря на боль. Без своевременной помощи она могла умереть.

Моя мать говорила, что долг тех, у кого есть сила – защищать тех, у кого ее нет.

Цзэнь едва мог двигаться, не говоря уже о том, чтобы наложить печать. Но он знал, что если вцепится когтями в ту бездну глубоко внутри себя, обнаружит надвигающуюся подобно буре силу.

Тяжело дыша, хин закрыл глаза. Потянулся.

Мир потемнел, когда ци ворвалась в него с ревом бушующего океана. Одновременно он и тонул, и оживал.

Когда Цзэнь снова открыл глаза, с ним был кто-то, точнее, что-то еще, видящее его глазами, дышащее его ртом и двигающее его руками и ногами.

Парень наклонился и, прижимая девушку к своей груди, поставил ее на ноги. Лань была такой удивительно легкой, а голова ее безвольно болталась, как у тряпичной куклы. С ненормальной отстраненностью он посмотрел на кровь, вытекающую из ее раны.

Цзэнь моргнул. Пот выступил у него на лбу.

«Я – Цзэнь, – подумал он. – Это я все контролирую. А ты подчиняешься мне».

Когда существо в его сознании отступило, зрение практика прояснилось. Пограничная печать колыхалась перед ним, а безобидная на вид сосна, казалось, наблюдала за его приближением.

Затаив дыхание, Цзэнь перешагнул барьер.

На мгновение он почувствовал сопротивление ци, окутавшее его как густой туман. В этом тумане слышался шепот затерянных во времени душ. Призраки дышали ему в затылок, невидимые когти вонзались в глубины сердца с целью испытать его. На мгновение он испугался, что печать увидит монстра, которым он был одиннадцать циклов назад, когда наставник нес его вверх по этой горе. Или то, из чего состояли его кошмары: ножи, сделанные из обжигающего металла, и завоеватели, что использовали их против таких, как он. А потом, еще раньше: отдаленные крики, запах горящей травы и просачивающаяся в его ботинки кровь. Колышущийся золотой вымпел под сплошным голубым небом.

Сбивчивое дыхание Лань вернула Цзэня к реальности. Девушка прижималась щекой к его груди, обнажая мягкое горло. Он мог видеть извивающуюся на ее шее темную вену, подобие пульсирующего сердцебиения.

– Я могу тебе пригодиться, – сказала она ему в первую ночь, когда они встретились. Потемневшие от дождя ресницы, глаза, как галька под водой, дрожащие губы.

Под всем этим скрывался огонь, который он чувствовал. Любой обычный человек, возможно, сдался бы, но эта девушка… Она посмотрела прямо на него и предложила равноценный обмен.

Цзэнь прижал Лань крепче, сопротивляясь водовороту, что царил в его сознании.

Туман, шепот, когти со вздохом отступили. Буря утихла. Когда Пограничная печать поддалась, пропуская его, между соснами открылась тропинка, а облака уступили место лучам яркого солнечного света с бриллиантовой огранкой зимы.

Цзэнь начал подниматься.

Чье-то присутствие и его сила угасали, отступая в пропасть, из которой появились. Каждый шаг требовал от практика все больше усилий. Лань в его руках становилась все тяжелее.

Девятьсот девяносто девять ступеней к вершине. Первый урок, который преподавали еще до входа в школу – легких путей не существует.

Цзэнь держался на одной лишь силе воли и отчаянном желании жить, и он сделал это. По мере того как он поднимался, воздух становился туманным и холодным, а ступени – мокрыми. Листья и ветви шуршали в унисон со звуком текущей поблизости воды. Наконец каменные ступени сменились ровным участком земли. Бамбук и вечнозеленые растения расступились, открыв взгляду зигзаг приютившихся в горе храмов, триумфальные ворота, сделанные из двух каменных колонн, и большой полированный валун, будто бы выросший из почвы.

Перед всем этим стоял человек в одеждах, рассыпавшихся вокруг него как снег. Когда Цзэнь упал на колени, наставник Школы Белых Сосен заговорил голосом таким же чистым, как утренняя роса:

– Ах, Цзэнь, как раз вовремя. Снежные камелии расцвели.

12

Благородный человек одинаково добр как к равным ему, так и к тем, кто его ниже.

«Контенсианские аналекты»

Классика общества, 6:4

Лань медленно приходила в себя, вырываясь из пут сна.

Окружающая обстановка постепенно вырисовывалась перед глазами. Солнечный свет, мягкий и теплый, падал на кожу. Свежий ветерок целовал ее в щеку, принеся с собой аромат дождя и сосен. Над головой девушки возвышался потолок,