на голову шляпу, он тут же скомандовал: "Вперед!", и ежата, возмущаясь дурацкой шляпе, последовали за отцом.

Тем временем на другом краю деревни, если не сказать за ее пределами, в домике с красной крышей, похожим на гриб, проходил самый отчаянный спор, который только мог быть между ежом и червяком. Харитон, узнав про праздник, ужасно сильно хотел на нем побывать, а мистер Грибб так же сильно этого не хотел. Ни одна из спорящих сторон не желала уступать, в ход шло все, что попадалось одному под лапу, другому под хвост – раздражение, обиды, гнев, отчаяние, слезы, сопли, жалость, сетование на несчастную ползучую жизнь без всякой радости, а уж тем более без каких либо праздников.

После долгих уговоров, убеждений, мольб, Харитону все же удалось склонить несгибаемого мистера Грибба к принятию решения в свою пользу.

– Хорошо! – сдался учитель. – Но ты будешь сидеть в моем нагрудном кармане и не высовываться на протяжении всего праздника! Смотреть будешь через небольшую дырочку, что я тебе сделаю, и это все! Мы договорились?! – сурово спросил он.

– Ты продырявишь свой карман ради меня? – с мокрыми глазами спросил червяк.

– Да, – резко ответил еж.

– Такого для меня еще никто не делал, – червяк прижался к ежу, мило потеревшись щекой об его живот. – Дай лапу дружище, – призвал он ежа. Мистер Грибб подставил ему лапу, по которой червяк треснул своим хвостом, и без лишних напоминаний залез в нагрудный карман, прильнув к тут же специально проделанному для него обзорному отверстию. Каждый выполнил свою часть уговора, спор был разрешен. Ежик захлопнул дверь своего дома и направился на яблочную рощу, где по традиции собирались все ежи деревни.

Отвечая на нескончаемые вопросы любопытного червяка о традиции и о празднике, мистер Грибб не заметил как дошел до рощи.

– Сиди тихо, а не то пересажу в задний карман штанов и найду пенек поудобнее, чтобы присесть, – прошептал еж в карман. Харитон послушно замолчал и замер, так что мистеру Гриббу приходилось постоянно щупать свой карман, боясь, что тот опустеет.

Роща была заполнена ежами. Вот откуда взялось это выражение – яблоку негде упасть. Доживя до взрослого возраста теперь я это, наконец, понимаю. Вам то повезло больше, еще детьми вы поняли, что выражение это придумали ежи, заполнив рощу собой так, что у яблока не было иного выхода, кроме как попасть на одного из них. Но только вот в то утро, ни один из плодов упасть так и не хотел. Крепко вцепившись своими ножками в ветку, они висели всем назло, покачиваясь от легких ударов палками по деревьям, произведенных нетерпеливыми ежами. Один из таких нетерпеливых ежей, был глава семейства Грей. Небольшим отрядом, они ходили среди яблонь, сотрясая их ударами, задирая головы вверх, после каждого из них. В отличие от самого младшего из семейства Грей, все его братья по пятам ходили за отцом, подражая всем его действиям. Герман же стоял на краю рощи и с интересом слушал историю мистера Бона, которую уже слышал, но не из первых уст, как сейчас.

– Вот здесь, на этом самом месте, я упал, как убитый, и должно быть пролежал пол дня, – рассказывал мистер Бон, окружившим его ежам. – И когда я очнулся, первое что я увидел, огромное яблоко, лежащее рядом, а вокруг стояли яблони, на которых пестрило от спелых плодов. На этом самом месте, я оставил три необычные фиолетовые ромашки, невиданные мной до этого, и побежал в деревню, а когда, наконец вернулся, ромашек уже не было, и больше я как не искал – нигде не встречал таких красивых и необычных ромашек.

Рассказ доктора закончился бурным обсуждением. Некоторые высказывали мнение, что ему предвиделись эти фиолетовые ромашки, другие предполагали, что это тень отбрасываемая деревьями сыграла с ним злую оптическую шутку.

– А я верю мистеру Бону, – послышался из толпы голос мистера Грибба. – Я сам конечно таких ромашек не видел, но слышал о их существовании.

– Спасибо, друг мой, – учтиво поклонился мистер Бон своему давнему партнеру по шахматам.

Обсуждение на этом прекратилось. Толпа быстро рассосалась кто куда, ежи разбрелись по роще, в которой словно дятлы, они постукивали палками по деревьям, замолкая лишь на время безутешного подъема головы, в ожидании результата.

– А вы и в правду слышали о таких ромашках? – спросил Герман рядом стоящего учителя.

– Конечно. Стал бы я врать, – утвердительно ответил мистер Грибб. – А ты чего один? Чего не веселишься со всеми?

– Мама говорит, что это не веселье, а глупость, да еще и очень опасная, – проговорил ежонок.

– Мама права, в общем-то, – спокойно сказал учитель. – Я тоже стараюсь держаться подальше от падающих на голову предметов.

– А в конкурсах участвовать будете? – спросил Герман.

– Обязательно. Правда пока не решил в каком, но что-нибудь придумаю. А ты? – обратился он к ежонку.

Герман опустил глаза в землю и тоскливо вздохнул.

– А я никуда не гожусь, ни на один конкурс, – пролепетал он.

– Я уверен, что ты найдешь конкурс, в котором сможешь поучаствовать. В конце концов, не важно, выиграешь его ты или нет, главное получить удовольствие от участия. Посмотри вокруг, все эти ежи ждут, когда на них упадет яблоко, но оно упадет лишь на одного из них, да и то остальные явно будут рады больше, чем этот счастливчик, – улыбнувшись заметил мистер Грибб и пощупав свой нагрудный карман, еле слышно пробормотал:

– О нет! Где же он!

– Кто он, мистер Грибб? – спросил Герман.

– Мой… – замялся учитель. – Колокольчик. Люблю, знаешь ли, позвенеть им хорошенько, когда нечем заняться. Пойду найду его, пока он ничего не назвенел, – сказал мистер Грибб, и бормоча что-то себе под нос пошел на поиски.

Герман остался один, среди толпы ежей мечтающих быть пришлепнутыми яблоком. С интересом он наблюдал, как они безрезультатно ходят по роще, приговаривая то и дело одни и те же фразы, вроде: "ну и дела", "никогда еще такого не было ". Удары становились чаще, а фразы все более пессимистичны, пока, словно по цепной реакции, толпу не охватила паника с одной единственной фразой зародившейся в каком-то опустившем лапы еже: "праздника не будет". Некоторые из ежей побросали палки и схватились за головы, обдумывая все, что может означать эта примета. Другие использовали голову не по назначению, стуча ей о дерево. Постепенно, из веселого, действие стало удручающим, и даже Герман уже было начал думать о будущем праздника, который уж если не природой, то настроением ежей точно будет испорчен.

– Вот это да, – послышался голос где-то за спиной ежонка.

Герман обернулся,