– Ну, чего там, вкусненького чего-нибудь принесли? – раздался голос из глубины.

– А вот поди-ка в клеть снеси, заодно и посмотришь. – Лютава усмехнулась. – Я, что ли, буду тебе мешки таскать?

– Сами бы занесли, чего ты их отпустила?

– Боюсь, портки намочат, если им велеть подойти. Для них ведь здесь – Тот Свет.

– Мы же заходим!

– Вы – другое дело.

– Это точно! Такого, как я, и за морями нету! Сам проверял!

Парень лет двадцати, рослый, коренастый, плечистый, крепкий и очень сильный, наконец поднялся с лавки, где с удобством лежал на постели из овчин, и сел. Красотой он не отличался: густые черные брови и грубоватые черты он унаследовал от отца, наполовину хазарина, но глаза у него были светлые, как у матери. Темная бородка делала его старше на вид. Зато в выражении лица сказывался нрав легкий, веселый и дружелюбный. Будь он иным, Радомер Красовитович не вынес бы своей доли – быть родным сыном земной богини Марены.

Едва ли где еще нашлась бы столь же странная семья, и почти никогда она не жила, как живут все люди. Двадцать лет назад молодой смолянский князь Зимобор заключил уговор с Лютомером, сыном Вершислава угренского, о постройке крепости в устье Угры, чтобы держать оборону от вятичей, идущих с Оки. В городке князь Зимобор посадил своего воеводу Красовита, который при этом женился на Лютаве, сестре Лютомера. Таким образом этим краям был обеспечен покой: угряне признавали, как и ранее, смолян старшими над собой, входя вместе с ними в союз большого племени кривичей, и благодаря их поддержке отражали посягательства вятичских князей, живших восточнее. Красовит сам собирал дань с прилежащих земель и зимой отсылал в Смолянск, на верхний Днепр.

Но в жены ему досталась не простая женщина, и никогда она не вела жизнь простой женщины, пусть и воеводши. Земное воплощение Марены, Лютава проводила в Крас-городке только холодную половину года, когда Марена владеет миром, а в Медвежий день, когда Лютая Волчица уступает место Ладе, удалялась в лесную избушку и жила там до снега, до Мариного дня. Воевода Красовит, в свою очередь, зимой почти не бывал дома, то разъезжая по своим владениям, то отправляясь на Днепр к князю, и получалось, что муж и жена виделись не так уж часто. Зимой, в отсутствие мужа, волхва-воеводша брала на себя управление городком и землями и решала все дела не хуже мужчины. Да и кто посмел бы с ней спорить, если недобрый взгляд ее поселял в душе тоску, от которой тянуло повеситься на первой осине; вызвавший ее неудовольствие начинал сохнуть, чахнуть, сходить с ума. Сама по себе Лютава не была ни злой женщиной, ни угрюмой, отличалась нравом ровным и вполне доброжелательным. Но она обладала способностью в любое время призвать в себя Кощную Владычицу и бросить ее взгляд, убивающий живое.

Сын Лютавы, Радомер, дома тоже показывался мало: с отрочества он зимой жил в лесу с «волчьей стаей», а летом отправлялся с товарищами в дальние походы, обычно на Оку, доходил даже до Юл-реки. Нередко он привозил добычу, пленных, и уже к восемнадцати годам славился по всем окрестным землям, от Оки до Дивны-реки. Самые лучшие ткани, украшения, чаши и прочее, что удавалось раздобыть, он преподносил матери и сестре, и о каждом таком подарке долго рассказывали были и небылицы во всех окрестных волостях.

Единственным из семьи, кто постоянно жил на воеводском дворе в Крас-городке, была дочь Лютавы, Унелада. Летом они с отцом оставались дома вдвоем, и Унелада лет с тринадцати исполняла обязанности хозяйки дома. Постоянные отлучки матери заставили ее рано повзрослеть. Жены своей воевода не понимал, немного опасался, да и видел нечасто; дочь, веселая, как ее брат, ласковая и приветливая девушка, составляла главную радость его жизни. Но теперь ей уже сравнялось семнадцать лет, и воевода Красовит вздыхал тайком, понимая, что скоро любимая дочь, его отрада и утешение, уедет из дому навсегда. Чем знатнее невеста, тем дальше ее увозят, а Унелада знатностью не уступила бы ни одной княжьей дочери среди славянских племен.

* * *

Крас-городок, как его назвали по имени самого воеводы, поначалу весь помещался на мысу над Угрой. Здесь стоял воеводский двор – большая жилая изба, просторные вместительные клети для собранной дани, внутри которых были устроены зерновые ямы, а вдоль стен стояли большие лари, бочки и бочонки с разными припасами. Город окружала идущая поверх вала стена из продольно уложенных бревен, скрепленных стояками. С внутренней стороны стены шел боевой ход, а в клетях под ним проживала воеводская дружина, размещались конюшни, хлевы, кладовые, мастерские. Самые заслуженные и богатые оружники имели свои избы, семьи и хозяйство. Иногда Радомер привозил из походов умелых мастеров, и теперь воевода мог похвалиться таким оружием и прочей утварью, какую не у всякого князя найдешь. Имелась тут и длинная изба-обчина, куда к воеводе по велик-дням собирались на пир окрестные старейшины, а во время наездов располагалась дружина князя Зимобора. Все постройки стояли по кругу.

В окрестных весях уже мяли лен, и Унелада ждала, что скоро ей понесут со всех сторон повесма вычесанного волокна, который она потом с матерью и челядинками почти всю зиму будет прясть. Девушки ближайших родов часто приходили к ней на павечерницы, чтобы вместе рукодельничать, петь, играть в разные игры, слушать басни, которых Унелада от своей матери знала несчетное множество. Чтобы не жить среди девичьего щебета, воевода еще пять лет назад поставил им отдельную беседу – избу с печью, длинными лавками и идолом Макоши с маленьким жертвенником в красном углу. Самой Лютавы девушки побаивались, да она и редко показывалась на посиделках. Зато молодые воеводские отроки, пока оставались дома, павечерниц почти не пропускали, и даже, бывало, кто-то по зиме просил у воеводы позволения жениться. Благодаря этому население городка за двадцать лет увеличилось, дворы выползли за пределы стены.

Больше всего народу в Крас-городке собиралось весной и осенью, в перерывах между зимними и летними походами. Дружину, которую в городке и округе называли старшей, возглавлял сам Красовит; она состояла по большей части из зрелых мужчин, многие из которых давно обзавелись семьями и хозяйством. Младшую дружину водил Радомер: в нее набирали его ровесников, выкупая или даром забирая из бедных окрестных родов, иной раз принимали молодых пленников. Эти в городке почти не жили, лето проводя в походах, а зиму в лесу.

– Говорят, батюшка, Радом вернулся! – сказала однажды Унелада отцу. Она только что возвратилась из ближней веси, куда ходила чесать лен – не все же дома сидеть. – Вейкины девки сказали, в лесу кого-то из его отроков встречали.

– Чего же домой не идет? – нахмурился воевода.

– Видать, у матушки загостился. Пока с ней не наговорится, к нам не пожалует. – Унелада с насмешливым осуждением поджала губы. – Видать, такая худая добыча, что нам на глаза показаться стыдно!

– Не побили хоть их? – хмыкнул воевода.

– Не знаю.

– А и побили – мать с того света достанет, – проворчал Красовит.

Он был недоволен, что единственный сын, вернувшись после долгого отсутствия в родные края, не спешил поклониться отцу, а застрял в лесу у матери. Ради рождения Радомера Лютава когда-то и вышла за Красовита замуж: это был ее сын, с этим ничего не поделать, но Красовит порой чувствовал себя обманутым, что хитрая волхва не родила еще хотя бы двоих-троих сыновей для мужа – обычных, как все люди!