Неизвестный автор уверен, что королевич способен стать подлинным православным государем: «И нам бы его, по нашему закону, аки новородити, и от тмы невъдения извести, и, аки слепу, светь дати, и на великий престол возвести, и посадити, и скипетръ Российскаго царства вручити… И тех бы врагов нашихъ и губителей от нас съ царствующего града и изо всея нашея земли вон выслати и выгнати, аки злых и гладных волковъ, в свою их проклятую землю и веру…» Сигизмунда автор повести именует «супостатом и врагом» и даже противопоставляет короля его сыну Владиславу. Известный в Москве только понаслышке, гипотетический монарх не только должен стать царем, но и возглавить освободительное движение… Судите сами, насколько велико стремление автора и немалого числа его единомышленников выдать желаемое за действительное.

Москвичи окончательно распрощались с иллюзиями к весне 1611 года. Не осталось больше сил — ждать прибытия Владислава, надеяться на восстановление порядка, терпеть бесчинства поляков и их русских приспешников. В марте в городе вспыхнуло восстание, военным руководителем которого стал князь Дмитрий Пожарский. Чтобы сломить сопротивление патриотов, поляки по совету Михайлы Салтыкова подожгли город. В это время к столице подходило войско, которое впоследствии историки окрестят первым земским ополчением. Термин представляется верным лишь по формальному хронологическому признаку: оно предшествовало ополчению, во главе с Мининым и Пожарским, освободившему Москву осенью следующего 1612 года. Между тем различия между двумя этими формированиями носят принципиальный характер.

В исторической литературе принято разделять три элемента так называемого «первого ополчения»: «земский» — его возглавлял Прокопий Ляпунов, «казачий» — атамана Ивана Заруцкого, и «тушинский» — воровского боярина Дмитрия Трубецкого. Что за человек встал во главе земцев? В те годы, когда измена почти перестала считаться чем-то предосудительным, предводитель рязанского дворянства Прокопий Ляпунов проявил прямо-таки незаурядный талант предателя. Изменил вместе с прочими Годуновым под Кромами, стакнулся с Болотниковым, изменил ему, стал служить царю Василию, принимал от Шуйского благодеяния, затем принял деятельное участие в его свержении, энергично поддерживал крестоцелование Владиславу, даже поставлял из Рязани продовольствие для польского войска, и вот, наконец, обернулся горячим патриотом, жаждущим освободить Москву от иноземцев.

Под начальством Ляпунова собрались ратники из Нижнего Новгорода, Ярославля, воеводы, стремившиеся к восстановлению государственного порядка, но земский элемент со временем неумолимо растворялся в казацко-воровской вольнице, вожди которой преследовали цели прямо противоположные земским, а именно, пользуясь случаем, вкусить славы, власти и богатства. И повинен в этом в первую очередь сам Прокопий, призвавший в ополчение всех разбору. Ляпуновских призывников И. Е. Забелин характеризует следующим образом: «Кроме холопов здесь были всякие воры, ерыжные и зернщики, и все это безыменное, гулящее, одним разом приобрело свободное имя казаков и наполнило таборы Заруцкого и Трубецкого».

Крайне опрометчиво придавать этой компании патриотическое направление только на том основании, что триумвират выступил против засевших в Москве жолнеров гетмана Гонсевского и его подопечных из правительства Салтыкова-Андронова. По сути дела, весной 1611 года в окрестностях столицы произошло столкновение двух конкурирующих группировок тушинского лагеря. Первые в свое время порвали с Вором и переметнулись к Сигизмунду, вторые остались вместе с «цариком» и, как оказалось, поставили не на ту карту. Первые с помощью польских войск дорвались до власти и получили карт-бланш для безнаказанного грабежа целой страны; вторые почувствовали себя обделенными и решили, что настало время реванша. Так называемое «первое земское ополчение» — не более чем попытка предводителей калужского воровского двора поквитаться с недавними более удачливыми соратниками по Тушину под прикрытием национально-освободительных лозунгов. Что касается Ляпунова, то было бы странно, если бы Прокопий, не упускавший возможности вмешаться в любую мало-мальски значимую политическую заваруху (первый раз это произошло аж в 1584 году после смерти Грозного), на этот раз остался в стороне.

«Земский» статус ополчения также был украден. Первыми под Москвой появились именно земские ратники, созвавшие «совет всея земли», который упоминается в грамоте от 4 марта 1611 года, то есть еще до прихода отрядов Ляпунова к Москве. 30 июня 1611 года происходят выборы «всею землею» правительства во главе с триумвирами Ляпуновым, Трубецким и Заруцким. Однако авантюристы и честолюбцы редко ладят между собой. Альянс трех военачальников продержался всего три недели. 22 июля Ляпунова зарубили взбунтовавшиеся казаки. (Недобрая ухмылка Фортуны: Прокопий заигрывал с воровским сборищем и принял от их рук смерть, его брат Захарий выслуживался перед поляками, а те повесили его в лагере под Смоленском.) Триумвират превратился в дуумвират Трубецкого и Заруцкого. К этому времени ополчение утратило даже внешние признаки земского дела. Уже в августе 1611-го ополченцы покидают подмосковный табор, и «совет всея земли» спустя месяц после избрания начинает обслуживать интересы казаков и тушинцев.

Воровской вожак и разбойничий атаман становятся «великие Российские державы Московского государства бояре», составив в своем лице верховное правительство страны. Административная деятельность верхушки ополчения сводится к распределению и перераспределению между дружками и подельниками оставшихся в наличии материальных благ. Так в октябре 1611 года казаки просят «великих бояр» дать им «на прокормление» вместо Балахны другой город: очевидно, Балахну горе-освободители опустошили полностью. В ноябре 1611-го некто Иван Волков бьет челом Трубецкому и Заруцкому назначить его со товарищи «за бедность и службу» таможенными и кабацкими головами в Михайлове. Не трудно представить, как радел о службе сей назначенец. Спустя два месяца из Михайлова сообщили, что Волков на жалованье ратным людям жалованье не дает и причиняет земской казне убытки.

Несмотря на громкие титулы и обширные властные полномочия, Заруцкий и Трубецкой не чувствовали себя уютно в ранге правителей земли Русской, и как только в Ивангороде объявился очередной, третий по счету, Димитрий, они поспешили признать его власть. Случилось это 2 марта 1612 года. Позднее князь Трубецкой все-таки перейдет на сторону земства. Ивана Заруцкий до конца останется верен самозванческой идее, взяв под свою опеку Воренка — сына тушинского «царика» и Марины Мнишек, презрит бесшабашный атаман и саму безутешную вдовицу.

К осени 1611 года российская элита полностью дискредитировала себя. Многочисленные центры власти, точнее ее осколки, либо лишились последних признаков легитимности и народной поддержки, либо окончательно потеряли способность влиять на ситуацию. «Семибоярщина» давно превратилась в политический фантом, тушинское правительство Андронова — Салтыкова служило камуфляжем военной оккупации, осколки «совета всей земли» в лице Трубецкого и Заруцкого выродились в походную канцелярию воровской ватаги, посланцы Земского собора, отправленные под Смоленск, оказались пленниками короля. Безысходность вынудила иных московских государственных мужей прибегнуть к пропаганде и агитации: рассылаются по городам тайные грамоты с призывами противостоять захватчикам — из Смоленского лагеря от Филарета Романова и Василия Голицына, из Москвы от патриарха Гермогена. Города ссылаются между собой грамотами, в которых сообщают известные им новости, дают оценки происходящему, подбадривают, укрепляют друг друга в намерении крепко стоять за Веру и Отечество; призывают «быти в любви и в совете и в соединении друг с другом», за «истинную христианскую веру на разорителей нашея християнские веры, на польских и литовских людей и на русских воров стояти крепко».