- Она выживет? – страх подруги передался и мне.

Я не понимала, что со мной такого случилось, что все настолько взволнованы. Голос не слушался, и тело словно не мое.

- Не знаю, Кэс. Яд распространяется медленно, но я не могу вывести его из ее организма.

- А противоядие? – продолжала допытываться подруга, не чувствуя, что нервирует дядю.

- Кэс, я не могу определить яд. Время убивает ее. Поэтому сейчас загружу ее в анабиозную камеру. Пробы крови взял, надо отправить их лабораторию. Это очень серьезное оружие лацертов. Мы не можем на сегодняшний день с ним справиться. И моя племянница уже не первая, кто пострадал. Яд убил многих. Надо работать над разработкой противоядия. Но, по-моему, его нет.

От услышанного глаза распахнулись. Дядя, весь встревоженный, склонился надо мной и, выдав подобие улыбки, тихо прошептал:

- Салли, детка, как ты? Ты меня слышишь?

Моргнула, так как голос совсем не слушался. Язык словно разбух и прилип к небу.

- Держись, Салли. Сейчас поспишь, долго поспишь, ну а я найду, как тебя вылечить. Я спасу тебя. Обещаю.

- Салли, не оставляй нас! – рядом появилась голова Кэс.

Я открыла рот, пытаясь спросить, где Шейх. Но из горла раздался только хрип.

- Она пытается что-то сказать, - выкрикнула Кэс дяде, склоняясь, подставляя ухо.

Я попробовала еще раз, но снова лишь прошипела.

- Салли, не напрягайся. Я не могу тебе дать воды, станет только хуже. Я должен погрузить тебя в камеру, пока еще есть шанс.

- Салли, ты не думай. Я отомщу за тебя. Я убью этого лацерта. Он заплатит за то, что ранил тебя.

Я с силой схватилась за руку Кэс. Я не могла понять, что происходит. Почему я оказалась на операционном столе? Почему Кэс и дядя не знают, кто такой Шейх? Осматривая помещение, пришла в еще больший шок. Мы на отцовском корабле, у дяди в медблоке. Я узнала операционную. И Кэс была в защитном костюме.

- Что? – склонилась подруга, пытаясь услышать от меня хоть слово.

А у меня было много слов, но я не могла их произнести. Зажмурившись, я собрала все силы. Упустить шанс на спасение я не могла. Я должна была увидеть Шейха.

- Противоядие у лацерта, - с трудом прошептала, а затем закашлялась.

Я очень надеялась, что Кэс расслышала, и обрадовалась, когда она произнесла:

- Мистер Онура, вы подождите, я быстро к лацерту и обратно. Я вытрясу из него это противоядие, вместе с душой.

Кэс оставила нас, а дядя, качая головой, нервно сжимал мою ладонь.

- Я спасу тебя, детка.

- Что со мной? – решила уточнить, пока еще могла это сделать.

- Не помнишь?

Я покачала головой, замирая от плохого предчувствия. Я, кажется, догадывалась, что со мной, только не помню.

- Кэс подбили, она потеряла сознание, а ты бросилась ее прикрывать. А когда, казалось бы, отбили атаку, ты поспешила ей на выручку и не заметила, как со спины к тебе подобрался подлый лацерт и всадил тебе в бок отравленный меч. Тварь, - эмоционально выдохнул дядя, поджимая губы, желваки у него заходили на скулах от той ненависти, которую он сейчас испытывал.

- Но я обещаю, что справлюсь.

Дверь распахнулась, и в операционную ввели Шейха. У меня даже не возникло сомнений, вдруг это не он меня ранил. Только он был способен на это. Безразличный взгляд зеленых глаз пробежался по мне, останавливаясь на губах.

Да, я улыбалась ему, радостно и тепло. Так встречают только любимых. Даже слезы выступили на глазах.

- Спасибо, - тихо прохрипела на лацертском, но он меня услышал. Подошел ближе, склоняясь надо мной.

- С-с-салли, - позвал меня, а я закусила губу.

Я влюбилась в его голос, в его аромат. Мне нужна была его теплота, нежность. Только его одобрение. Но я не могу пойти у него на поводу только чтобы остановить войну. Он показал мне сказку, в которую я поверила, правда, не могу ее оживить. Сказка длинной в жизнь. Даже не верилось, что это было все не по-настоящему. Теперь реально казалось вымуслом.

- Прости, ты ошибся, - рыдания душили, и говорить становилось все сложнее.

- С-с-салли, прошу, - не обращая ни на кого внимания, взмолился Шейх.

Рассматривая его лицо сквозь слезы, отрицательно замотала головой.

- Не могу, прости.

Шейх обхватил привычно ладонями мое лицо, не слушая предупреждений от Кэс и дяди, которые подобрались, готовые его убить, защищая меня. На запястьях его были магнитные браслеты, напоминание, что он в плену.

- Можешь, маленькая ящерка. Не ради нас-с-с, ради других.

Рыданий удержать у меня не было сил. Даже он не верил, что у нас было будущее. Даже он не ждал ничего хорошего от завтрашнего дня. Он не молил меня ради нас, и от этого веяло непереносимой тоской и беспросветной грустью. Я через силу подняла руку и накрыла его ладонь, желая почувствовать его тепло.

- Ты слишком многое готов отдать, Шейх, - тихо ответила ему, чувствуя, как он напрягся. - Ты святой мученик для своих и демон-мучитель для меня.

- С-с-салли, я не с-с-святой, поверь. И прос-с-сти, что давлю, мучаю тебя, терзаю, но другой выход не лучше, поверь.

- Верю.

Зажмурившись, я понимала, что он прав. Что сейчас он возложил на меня непомерную ответственность. Сглотнула застрявший ком в горле и приняла решение.

Как бы мне ни было тяжело, но я должна сделать выбор. Я ничто, я просто маленькая шестеренка, способная повернуть ход событий вспять. Бессмысленную войну давно пора было закончить. Любой ценой, но остановить, пока не стало еще хуже.

Я услышала, как створки двери разъехались и до боли знакомой тяжелой армейской походкой в операционную вошел отец. Мне даже не надо было открывать глаза, чтобы удостоверится.

Ладонь Шейх отнял. Я, глубоко вздохнув, собрала волю в кулак и смело взглянула своему личному кошмару в глаза. Шейх прав, я боялась отца, но все же любила. Адмирал стоял рядом со мной, оттеснив дядю, и напряженно всматривался в пленника.

- Что он тут делает, Майкл? – твердо спросил отец дядю через плечо.

- У него есть противоядие.

- Уверен? Мы обыскали его с ног до головы, не было у него ничего, кроме меча.

Шейх перевел на меня взгляд и отступил назад к стене. Адмирал вспомнил, зачем сюда пришел и, наконец, обратил на меня внимание. Настороженно осмотрел.

- Как вы, капитан?

Я улыбнулась, протягивая ему руку:

- Все хорошо, отец.

Адмирал не взял мою ладонь, отказал мне даже в этой малости. Обернулся к дяде, словно не заметил мою слабую попытку сблизиться с ним.