Вдоволь настрелявшись по мишеням, Мартинес переключился на симулятор рабочих ситуаций. На экране появилась спальня и какой-то здоровяк, которому приказали выходить с поднятыми руками. Он направился в сторону агента, причем стрелок наблюдал за происходящим из дверного проема, то есть часть комнаты была от него скрыта.

– Приемлемое объяснение, – проговорил Мартинес, держа на мушке «подозреваемого». – Но не очень убедительно.

– Огонь! – закричала Энди, но стрелок не спустил курка – он не заметил, что негодяй успел схватить пистолет с высокой полки на стене спальни, скрытой от его глаз. Из этой ситуации, случись она наяву, Мартинеса вынесли бы вперед ногами.

Энди шаловливо вскинула бровь:

– Босс, вам надо чаще ко мне прислушиваться.

Тот хоть и не ответил, но его губы тронула тень улыбки.

На стене чирикнул телефон, и Энди вздрогнула. Мартинес, стоявший к аппарату ближе, взял трубку с третьего звонка. Собеседница не пыталась подслушивать, но когда шеф взглянул на нее в упор и произнес: «Да, Хеннинг рядом», – навострила ушки.

– Вот как, – в третий раз пробормотал шеф. – Сейчас подойдем. Встретимся в переговорной.

Когда он дал отбой, Энди раскрыла ладони, в молчаливой просьбе дать объяснения.

– Поиски по базе дайверов дали кое-какие результаты.

– Надеюсь, нечто более ценное, чем в тот раз, когда мы оплошали со штурмовой группой.

– Гораздо более ценное, – невозмутимо ответил шеф. – У этого клиента есть мотив.

Джек выехал из Майами рано утром, но по утренним пробкам до места назначения добрался лишь к девяти. Уорт-авеню известна своими эксклюзивными товарами и дизайнерскими бутиками. Здесь очень запросто можно выложить одиннадцать тысяч долларов за сумочку к вечернему платью или отбить у лучшей подруги любимого пластического хирурга. «Гермес» открывался в десять утра, и Джеку пришлось ждать у входной двери, жадно разглядывая припаркованный через дорогу кабриолет «силвер-шэдоу». Эмилия, подруга Мии, занимала в здешнем заведении должность ассистента управляющего, а потому в девять тридцать утра уже стояла у дверей с ключом в руках.

– Джек, что вы здесь делаете? – поинтересовалась она, сдвинув на лоб солнцезащитные очки в черепаховой оправе.

Он протянул ей утренний выпуск «Трибюн».

– Почта из Майами, курьерская доставка. Вдруг сами не доедете?..

Заголовок тут же привлек ее внимание, Эмилия пробежала взглядом содержимое статьи и, не дойдя до середины, раскрыла рот от изумления.

– Что-то не так? – поинтересовался Джек.

Из ее горла изверглось нечто среднее между вздохом и стоном. Это было практически неуловимо, и Джек мысленно поздравил себя с тем, что не поленился приехать, – по телефону такая реакция прошла бы незамеченной.

– В чем дело?

Эмилия, продолжая читать, проговорила:

– Поверить не могу, что он это напечатал.

– Так, значит, интуиция меня не подвела? Вы разговаривали с Малоуном?

Та вернула газету и, взглянув на Джека, сказала:

– Да. Он позвонил вчера, очень поздно. Я была уверена, что статья выйдет только завтра.

– Что он от вас хотел?

– Поначалу я решила, что ему нужно подтверждение информации о вашей с Мией связи. Клянусь, я ему ничего не говорила – ничего не знаю, и точка. Тогда он включил запись. Я узнала ваши голоса, тут уже отрицать было бессмысленно. Думаю, вам тоже сложно было возразить – вот и в статье вы признаетесь.

– Да, только вопрос сейчас в другом. Мне интересно знать: с чего вдруг Малоун вбил себе в голову, что я якобы собираюсь заплатить за Мию выкуп?

Эмилия сглотнула ком в горле.

– Поймите, я должен знать, что именно вы ему сказали.

– Я не собиралась ни к чему вас принуждать, мне просто хотелось защитить Мию.

– Каким образом?

– Малоун сказал, что ему доподлинно известно, будто Салазар не собирается платить выкуп, и я испугалась. Ведь если в газетах напечатают, что у Мии был роман и муж отказался платить, она не жилец: как только похититель прочтет статью – все.

– И поэтому вы сказали, что я заплачу выкуп, так?

– Я не утверждала, а лишь поделилась предположениями – что Мия была вам глубоко небезразлична и что, раз муж отказался ее спасать, вы наверняка сделаете все возможное. У меня и в мыслях не было к чему-то вас подталкивать, просто этот репортер превратно истолковал мои слова.

Джек пристально вглядывался в ее лицо, в эти полные слез и отчаяния глаза. Да, никаких сомнений, Эмилия говорит правду. К тому же Малоун – еще та птица: способен себе в угоду извратить любую информацию, подать ее в ложном свете.

– Успокойтесь, Эмилия. Вы ни в чем не виноваты.

– Виновата.

– Да нет, вы здесь ни при чем.

– Надо было сразу же вам позвонить и все рассказать. Но у меня и в мыслях не было, что… – Собеседница умолкла на полуслове, не решаясь продолжить.

– Ну же, говорите.

– Знаете, на Эрнесто я никогда особых надежд не возлагала, – начала она дрожащим голосом, – но вы… могли бы повести себя как джентльмен и спасти ее. Никогда бы не подумала, что вы вот так запросто откажете в помощи.

Джек сложил пополам газету, будто желая убрать с глаз долой собственные слова, напечатанные черным по белому.

Эмилия продолжала:

– Я и помыслить не могла, что вы во всеуслышание заявите об этом репортеру, чтобы все знали – все, включая похитителя. Как же вы могли?!

В глубине души Джек понимал, что сделал для Мии все, что было в его силах, и даже больше, и все-таки сейчас, стоя перед ее подругой, он будто бы стал ниже ростом.

– Мне очень жаль, – проговорил он, не найдясь с ответом.

– Так нужна она вам или нет?

– Думаете, я бы здесь стоял, если бы Мия была мне безразлична?

– Тогда действуйте. – Приложив ключ к замку, она открыла дверь и, остановившись, проговорила с ноткой упрека в голосе – ей было обидно за подругу: – Джек, я не стану оправдывать перед вами ее ложь. То, что она вас обманула, было чудовищной ошибкой, но неужели ей придется поплатиться за это жизнью?

С этими словами Эмилия скрылась в магазине.

Он был обнажен, если не считать полотенца вокруг бедер. В душе он еще не был, и кожа пахла океаном. На выложенном плиткой полулежал мокрый черный костюм, еще влажный после ночного погружения. На круглом кухонном столе стоял герметичный кейс, раскрытый наподобие книги.

Мужчина оттолкнулся от стола, медленно встал и подошел к плите, ощущая босыми ногами прохладу мексиканской плитки. Темные панели тонированного стекла, врезанного в дверь-купе, точно зеркала в свете утра, отражали его завидные формы. На ум, как обычно, приходили эпитеты: строен, поджар. Предметом его особой гордости был накачанный брюшной пресс с кубиками хорошо сформированных мышц – результат упорной работы с «железом». То, что начиналось как реабилитация – запрет на курение, алкоголь, наркотики, – стало стилем жизни. Это был не человек, а ходячая трансформация, тонкая кожа поверх крепкой мускулатуры, совершенство, граничащее с одержимостью. Друзья по «качалке» прозвали его Машиной.