Останься со мной, молча умолял он, зная, что это невозможно, что Камелия никогда не позволит себе оказаться в чьей-то власти. И ты будешь в безопасности, пылко поклялся он, нажимая сильнее, пытаясь заставить ее понять то, что он никогда не смог бы выразить словами. Но Камелия не искала безопасности, она дала это ясно понять отказом бросить раскопки. Вздохнув, она начала беспокойно двигаться под ним, ощущая, что он не отдает ей себя целиком. Саймон замер. Он влюбился в Камелию. Он, который долгие годы жил по принципу, что разум выше страсти. Он влюбился в нее и ничего не мог с этим поделать, поскольку она уже проникла в его плоть, в его сердце и душу.

Он немного отступил, стараясь обрести хоть какой-то контроль над собой и успокоить эмоции, если это еще возможно. Но обхватив его руками, Камелия приподняла бедра, гоня прочь последние остатки его сдержанности. Саймон отчаянно застонал и вошел в нее на всю глубину, поцелуем он словно привязывал ее к себе, хотя бы на мгновение.

Камелия застыла, пораженная внезапно пронзившей ее болью.

– Успокойся, любимая, – пробормотал Саймон, стараясь не двигаться. – Держись за меня, и боль пройдет.

Он отчаянно надеялся, что это правда. Хотя не был уверен, поскольку до сих пор не имел дела с девственницами.

Камелия уткнулась лицом в его шею, находя успокоение в теплом укрытии его тела, в нежных поцелуях, которыми он осыпал ее лоб, щеки, в его мягких движениях. Она сосредоточилась на его крепкой сильной спине и провела руками, изучая его плечи, ребра, спину, потом ее ладони скользнули ниже, к выпуклости мускулистых ягодиц. Желание, вновь пробудившееся в ней, сначала медленно, а потом все быстрее гнало прочь ее страхи, а тело поднялось вверх, навстречу Саймону. Он поцеловал ее, двигаясь в ней, то заполняя ее, то освобождая. Его рука скользнула туда, где сливались их тела, он начал поглаживать Камелию, пока она снова не запылала страстью. Она начала двигаться, подстраиваться под его ритм, потом все быстрее и быстрее, ведя его все глубже с каждым болезненным толчком.

Он потерял разум. Должно быть, это правда, поскольку Саймон мог думать только о том, как мучительно желал эту женщину. Он хотел остаться так навсегда, слитым с ней, потерянным в ней. Какая-то часть его души исчезла, украденная или отданная по доброй воле, он не знал. Он знал лишь, что ничто не имеет значения, кроме этого мига, блаженства ее объятий, аромата поцелованных солнцем лугов и экзотических фруктов, древних барабанов Африки и сердца Камелии, певших для него. Она не принадлежит ему, и эта мысль наполнила Саймона чувством потери. Снова и снова он входил в нее, пытаясь привязать к себе, пробуя заставить ее понять, что она тянется к нему. Он сознавал, что для этого нужно больше времени, и изо всех сил пытался не торопиться. Он должен сделать так, чтобы вспыхнувший костер страсти горел долго, чтобы Камелия все поняла. Но не было никакого времени, поскольку Камелия двигалась под ним, шепча мольбы и подгоняя его. Саймон пытался обуздать желание, но это походило на попытку остановить волну, бьющую в скалистый берег. Камелия вдруг приподнялась и пылко поцеловала его. От прикосновения ее шелковистого горячего тела он напрягся и с криком экстаза глубоко вошел в нее. Он крепко сжимал ее и целовал, сдаваясь ей, чувствуя, будто умирает, и ему было на это наплевать.

Камелия молча лежала под ним, слушая мощный стук его сердца. Закрыв глаза, она думала об африканском солнце, теплом, чистом и успокаивающем. В этот миг ей больше не было холодно, как это часто случалось с тех пор, когда она приехала в Лондон. Вздохнув, Камелия крепче прижала к себе Саймона и вслушивалась в его быстрое дыхание. Она была не готова к тому, что произошло между ними.

Она давно решила, что никогда не выйдет замуж, и поэтому понятие о близости между мужчиной и женщиной осталось для нее лишь теорией. Много лет назад она познакомилась с особенностями самого акта, когда они с отцом наткнулись на спаривавшихся львов. И хотя отец смутился, он ответил на ее вопросы с присущей ему сугубо деловой решительностью. Он был образованным человеком, ученым, и не видел проку от неосведомленности дочери в вопросе, с котором ей придется столкнуться. После этого Камелия внимательнее прислушивалась к шуткам аборигенок, которые иногда сопровождали своих мужей в Пумулани. И сумела уяснить, что сам акт в целом приятен – именно такое впечатление у нее сложилось, когда она наблюдала за львами, – но его главная цель произвести потомство. А поскольку Камелия не видела себя в роли матери и жены, она оставила эту тему.

Теперь она поняла, как мало знала.

Ее тело постепенно остывало, по спине пробежал холодок страха. Можно зачать ребенка после того, что произошло между нею и Саймоном? В ее жизни нет места для ребенка. Чтобы вести раскопки, нужно быть свободной, она должна долгие дни проводить под палящим солнцем в глухомани. Ребенок будет расти в ней и сделает неуклюжей. А после того, как родится, он будет нуждаться в ней и займет всю ее жизнь. Она не может себе этого позволить. Она должна быть свободной и выполнить данное отцу обещание, на это понадобятся месяцы и даже годы.

Отстранившись от Саймона, Камелия встала с дивана и подняла с пола ночную рубашку.

– Я должна идти, – сказала она, торопливо натягивая через голову пену кружев. Схватив одеяло, она плотно закуталась в него.

Саймон в замешательстве смотрел на нее, пытаясь найти подходящие слова. Что, черт возьми, он мог сказать? Что ему очень жаль? Что он сожалеет, что коснулся ее? И хотя то, что произошло между ними, восхитительно, он все же раскаивается, что это случилось?

Такие слова только бросили бы тень на Камелию, поэтому Саймон молчал.

– Камелия, – тихо начал он, поднимаясь с дивана.

– Я сожалею, – перебила она, отступая к двери.

Боже милостивый, что она наделала? Она, вероятно, разрушила отношения с единственным человеком, который предложил ей помощь. А ей отчаянно нужна его помощь, и если теперь Саймон откажется и прогонит ее, она не сумеет найти погребальную камеру. У нее просто-напросто кончатся деньги.

– Я этого не хотела, но это произошло, и теперь ничего не поделаешь, – сбивчиво оправдывалась Камелия.

Саймон недоверчиво уставился на нее. Он понятия не имел, что сказать в ответ.

– Лучшее, что мы можем сделать в такой ситуации, это признать, что произошла ошибка, скажем, мгновенное помешательство, – продолжала Камелия, стараясь смягчить ущерб. – Зареб говорит, что порой звезды выстраиваются так, что люди вдруг совершают поступки, которых никогда бы не сделали. И хотя я небольшой сторонник мифов и суеверий, давайте согласимся, что скорее всего произошло именно это. Звезды, выстроившись по-особому, заставили нас сделать то, что мы сделали. Но этого больше не произойдет, обещаю вам.

Она отчаянно хотела, чтобы Саймон что-нибудь сказал, но еще больше хотела, чтобы он надел брюки.

– Не нужно беспокоиться обо мне, – горячо добавила она, стараясь сфокусировать взгляд на его лице. – Уверяю вас, больше никаких проблем не возникнет, и я буду полностью владеть собой во всем, к чему вы будете иметь отношение. – Камелия искренне смотрела на Саймона, задаваясь вопросом, сумела ли убедить его.