Камелии нужно продолжать раскопки в Пумулани, потому что это делало ее ближе к отцу, которого она обожала.

– Если вы решили провести всю жизнь на раскопках в Африке, что станет с бедным Уикемом?

– Эллиот на самом деле не хочет жениться на мне, – уверила его Камелия. – Он чувствует обязанность заботиться обо мне, потому что мы долгие годы были близкими друзьями, и потому что он любил моего отца. Он хочет жениться на той женщине, какой, по его мнению, я могу стать, если он заставит меня остепениться и походить на других.

– Вы в этом уверены?

– Да, только он этого не понимает. Но, думаю, поймет, когда увидит, как плохо я подхожу для жизни в Лондоне. Он был весьма раздражен тем, как я разговаривала с лордом Багли сегодня вечером. И, честно говоря, я не думаю, что буду хорошей женой, – беззаботно продолжила Камелия, не слишком обеспокоенная этим фактом. – Я понятия не имею, как вести домашнее хозяйство, воспитывать детей и совершенно не могу держать язык за зубами, когда кто-нибудь говорит или сделает что-то, по моему мнению, оскорбительное и обидное. Я не могу усидеть дома больше месяца-двух, мне нужна свобода, работа. И, конечно, Зареб и мои животные всегда останутся со мной. – Веселые огоньки вспыхнули в ее глазах, когда она закончила: – Не много мужчин, увидев все это, сочтут меня привлекательным подарком!

Она абсолютно права, подумал Саймон. Большинство сочтут упорную молодую женщину, которая тратит жизнь, выкапывая кости в Африке в окружении экзотических животных, неподходящей женой. Но именно это делает ее такой очаровательной. Камелия жила по собственным принципам. Ее не интересовало, что другие думают о ней, если это не касалось ее достижений в археологии. Она решила продолжить дело покойного отца и осуществить его мечту, невзирая на риск и жертвы.

Тронутый и очарованный, Саймон снова отпил глоток бренди. Какого черта Уикем не ценит Камелию такой, какая она есть, а пытается превратить в пустую куколку, какой она никогда не станет?

– Не буду вам больше мешать, – сказала Камелия, вставая с кресла. – Чем скорее вы сделаете насос, тем скорее мы можем уехать в Южную Африку.

Саймон встал. Она права, ему действительно нужно вернуться к работе. Но ему почему-то больше не хотел ось до утра сидеть в кабинете, просматривая расчеты и чертежи.

– Вы ведь ужасно скучаете? – спросил он, провожая Камелию к двери.

– Я тороплюсь вернуться к работе.

– Я не имел в виду раскопки. Я говорил об Африке.

– Да, – кивнула Камелия.

– На что она похожа?

– Южная Африка – это… рай, – просто ответила Камелия. – Это место разительных контрастов, но они великолепны. Там самый синий, самый чистый, самый теплый океан. Когда с неба льётся солнечный свет, кажется, что тысячи звезд упали от небес и танцуют на волнах. Там невероятно разнообразная растительность, там зреют самые сладкие плоды на свете. Что-то гладит тебя по щеке и ерошит волосы столь нежно, что сначала этого не замечаешь, пока наконец не поймешь, что это океанский бриз ласкает тебя. В глубине страны становится жарче, земля сухая и недружелюбная, но еще более прекрасная. Она раскинулась подобно бескрайнему золотистому морю с зелеными пунктирами кустарников и пучками травы. Древние горы тянутся в небо и каждое утро пытаются коснуться солнца, а когда небо темнеет и поднимается луна, их зубчатые черные пики вызывают трепет. Земля постепенно погружается в сон. И когда стоишь под яркой луной в полном одиночестве и слушаешь стук своего сердца… Нигде на свете вы не найдете большей красоты.

Одеяло, в которое завернулась Камелия, немного съехало, словно она вдруг ощутила теплую ласку африканского бриза. Она искренне смотрела в глаза Саймона, пытаясь заставить почувствовать, каково стоять под африканской луной. Это было прекрасное мгновение.

Ошеломленный Саймон смотрел на Камелию. Он никогда не стоял под африканской луной, но был совершенно убежден, что ничто не может сравниться с красотой стоявшей перед ним женщины. Она волшебница, решил он, хотя его научный ум знал, что их не существует. Волшебница, потому что плела свои чары, мощные и невидимые, пока Саймон не забыл, кто он. Запутанные воспоминания о прошлом и неумолимо логичные требования будущего вдруг растаяли, и остался только этот миг и женщина в ночной рубашке и небрежно наброшенном одеяле. Ее глаза искрились от воспоминаний о мире, который она любила и о котором тосковала всеми фибрами души.

Что-то в ней тянулось к нему, Саймон чувствовал это так же отчетливо, как она – легкий ветерок, о котором рассказывала. Запах экзотических цветов окутал его, и внушающая трепет тишина африканской ночи разлилась в комнате. Саймон наклонялся к Камелии, чувствуя, что теряет разум, и – невероятно! – его это не волновало.

«Только один поцелуй», – пылко сказал себе Саймон и, не спуская глаз с Камелии, наклонился к ее рту. Она держалась совершенно спокойно, не открыв губ, но и не отступив. Ее дыхание мягко ласкало его небритые щеки, столь же теплое и нежное, как океанский бриз, о котором она говорила. Аромат солнечного света и цветущих лугов заливал его, и он уже не знал, день сейчас или ночь, Лондон или Африка. Камелия вздохнула, ее губы чуть приоткрылись в приглашении, которое Саймон нашел удивительно застенчивым, неопытным и прекрасным. Она не его – он понял это сразу, когда провел языком по следам бренди на ее бархатистых губах, клянясь, что остановится в любой момент.

Только один поцелуй. Только один, и он будет удовлетворен. И потом пусть Камелия идет своей дорогой, через океан, в Африку, где обретет свободу и жизнь, по которой так отчаянно тоскует, с таинственными реликвиями, дикими животными и океанами, полными танцующих звезд.

Камелия застыла, болезненно сознавая теплую ласку языка Саймона на своих губах, шероховатость его кожи на своей щеке, мощное обещание его твердого тела. Ее обдало жаром, горячим, настойчивым, который не имел ничего общего с испугом и паникой, охватившими ее, когда ее поцеловал Эллиот. Вместо этого она чувствовала напряжение, незнакомое, светлое, певучее, словно ее тело пробудилось от глубокой дремоты и теперь пылало от жажды. Камелия замерла, ее нервы напряглись от ожидания, тело вспыхнуло от нового, нетерпеливого желания. Вот что значит желать мужчину, сообразила она, смущенная, трепещущая, ошеломленная захлестнувшими ее ощущениями.

И затем, так же быстро, как все началось, Саймон начал отодвигаться от нее, разрушая жаркий контакт губ, оставляя ее потерянной и одинокой.

Хриплая мольба вырвалась у Камелии, когда она потянулась к нему, снова притянув к себе, и прижалась губами к его рту. Ее язык скользнул в сладкие, таинственные, отдающие бренди глубины его рта. Одеяло, соскользнув с ее плеч, упало на пол, и ее окутывала лишь полупрозрачная вуаль ночной рубашки. Камелия придвинулась ближе и поцеловала Саймона, отчаянно стремясь почувствовать его твердое сильное тело. Она неумело коснулась его языка, придвигаясь еще ближе, и не было между ними ничего, кроме прекрасного невероятного желания.

Жажда разгоралась в ней, нежная, болезненная, пугающая, открывая дверь хрупкому желанию, которое она временами чувствовала, но не могла понять. И когда она стояла, крепко обняв Саймона за сильные плечи, имело значение только то, что он не отступает и не перестает целовать ее. Что-то изменилось в ней, и хотя Камелия не понимала, что именно, но с абсолютной уверенностью знача, что не хочет, чтобы это прекращалось.