— А еще мы рискуем нарушить договоренность с Орденом. Ты понимаешь последствия?

Ас скорчил недовольную гримасу.

— После того, как сестры умыли руки, они первые ее нарушили. У нас появился крайне опасный субъект — достаточно одного взгляда на Козий переулок. И сестры не только не урегулировали свои дела самостоятельно, но и напали на него в черте города, создав угрозу жизни вашим подданным, а после этого самоустранились. Если мы никак не вмешаемся, то могут возникнуть проблемы помимо Ордена. Одна из пострадавших усадеб принадлежит членам семьи Омба.

Наступила очередь монарха скорчить недовольную гримасу. Эта семейка принадлежала к своеобразной аристократической оппозиции, мечтавшей об избрании совсем другого сюзерена, и инцидент мог дать им лишние козыри.

— Может быть, не стоит сразу же приглашать его во дворец? Ты мог бы встретиться с ним в менее формальной обстановке.

— Сожалею, Ваше Величество. Но он находится под плотной опекой семьи Ур. Вы полагаете, что эти люди с давними претензиями к нам, можно сказать, семейной обидой — вы помните ту историю с женой Сама, — Ас поднял голову, всматриваясь в насупившегося монарха, — позволят вести переговоры через свою голову?

— Я к той истории не имею никакого отношения, — поморщилось Его Величество.

— Сам полагает, что монарх имеет отношение ко всему, что происходит на Мау.

— Сам знает, что Орден не подчиняется нам.

Ас примирительно поднял руки.

— Ваше Величество, последнее, что мне бы хотелось делать, это выступать за вашим столом в качестве адвоката семьи Ур. Я лишь хочу обратить ваше внимание на еще один аспект ситуации. Полагаю, что аудиенция Вашего Величества могла бы если не исправить, то сгладить эту давнюю напряженность.

Монарх задумался. Уры никогда не были семьей монарха. Однако они, кроме того, что из немногих аристократов, переживших Катастрофу, пользовались значительным авторитетом. Ана, дочь Сама, считалась, насколько он знал, одной из талантливейших скелле. Мало того, но именно Уры с их предприятиями в Радужном Разломе обладали достаточными средствами, чтобы влиять на выборы. Размышляя о возможных последствиях их приглашения, он между делом поинтересовался у замершего Аса:

— У Аны ведь был муж, насколько я помню?

— Совершенно верно. Из семьи Ум. Едва ли не более древней, чем сами Уры.

— И что с ним?

Ас удивленно посмотрел на сюзерена.

— Ничего, Ваше Величество. Жив, если вы это имеете в виду. Просто в свое время, когда Ана исчезла на несколько лет, он, видимо, посчитав себя свободным, позволил немного увлечься. Поэтому последовавшие при возвращении скелле переговоры о расторжении брака обошлись Урам относительно малой кровью.

— Любопытно. Скелле куда-то пропадала надолго?

— Да, Ваше Величество. Сожалею, но никаких подробностей нам не известно. В то время нас это вполне устраивало.

— Говорят, она очень красивая.

Ас кивнул:

— Правда, видел я ее довольно давно. Но наблюдатели докладывают, что выглядит она на много лет моложе, чем должна бы. Если она и вправду не изменилась, я бы не приглашал на аудиенцию вашу супругу.

Вопреки кажущейся недопустимой вольности в советах Аса монарх отнесся к ним с полным пониманием — его жена, довольно сильная скелле, отличалась совершенно не свойственной ее племени возбудимостью, когда речь шла о ревности к мужу в присутствии красивых женщин. Поскольку Его Величество, со своей стороны, большой верностью не отличался, данная особенность монаршей семейной жизни служила источником многочисленных интриг и приключений — иногда с жертвами. В данном случае замечание было вполне уместно.

Завтрак затянулся. Вид на далекий мост потерял утреннюю свежесть, крыши города, синее небо над ними и пролеты моста налились жаром, словно немного выцвели. Вода великой реки нет-нет да и поблескивала ослепительными зайчиками, прыгавшими по невысоким волнам. Прислуга за дверью, вся поголовно выкупленная заинтересованными семьями, вероятно, уже в панике сооружала в головах срочные депеши своим контактам. Пора было заканчивать, но монарх не спешил, и Ас понимал почему. Его Величество с трудом переваривал общение с теми, кто был ему неинтересен или неприятен, — большой недостаток для политика и простительная слабость для сюзерена. Так как скучных для монарха персонажей при дворе было большинство, каждая лишняя минута, проведенная Асом наедине с сюзереном, поднимала на недостижимую высоту его личный рейтинг, хотя и служила источником отложенной опасности.

— Ладно! — монарх хлопнул по столу ладонью, и тут же скрипнула приоткрываясь дверь, впустившая любопытную физиономию личного слуги Его Величества, — готовь. Но без лишнего шума — ты понимаешь?

— Конечно, Ваше Величество.

Три дня я просидел в усадьбе Сама, как кот в клетке на берегу сметанного моря. Храм был рядом, но отправиться к нему я не мог. Никто не держал меня, но вздумай я войти в него, полагаясь лишь на себя, и результат никто бы не смог предсказать. Ясно одно: будет удар колокола, водопад, потом я засну, и то, что будет происходить вокруг меня, уже не смогу контролировать. Мне так и виделась застывшая в задумчивости посреди обширной площади моя драгоценная тушка, окруженная маньяками, насильниками и убийцами, с вожделением ждущими момента, когда меня можно будет брать, что называется, тепленьким.

Ана достаточно оправилась, чтобы надолго пропадать из поместья вместе с отцом. На мое недовольство реакция была как на жалобы капризного ребенка, всеми правдами и неправдами заполучившего долгожданный игрушечный самосвал и теперь справедливо требующего такой же игрушечный экскаватор — надо же как-то грузить простаивающую технику!

— Илья, подожди. У семьи куча проблем — из-за тебя, между прочим. Не уладив их, мы вообще будем вынуждены убраться из Арракиса. Тебе это надо? — увещевала меня супруга.

Я принимал эти аргументы, так как подспудно как бы подразумевалось, что нам зачем-то надо оставаться здесь. С моей точки зрения, причина для этого одна — храм. Формально Ана не отказалась от своего запрета, но, по крайней мере, говорила так, как если бы было решено — я вновь отправлюсь туда.

Нельзя сказать, что я оставался затворником. Хотя Сам и сделал такую попытку — запереть беспокойного эля. На следующее утро после того длинного дня он объявил мне, что я должен оставаться в доме и никуда не выходить без его разрешения. Ничего не ответив, я с удивлением уставился на близкого родственника, вновь вспомнившего былые привычки. Ана, присутствовавшая при разговоре, в свою очередь, посмотрела на отца с непередаваемым выражением искреннего недоумения: «Папа? Ты это чего сказал»? Сам, почувствовав с запозданием некоторую избыточность, поспешил уточнить, что он лишь требует, в моих интересах, конечно, чтобы я покидал усадьбу исключительно с охраной. Лучше всего с Аной. Тогда я согласился. Мне казалось, что гулять по незнакомому городу и вправду сподручней с сопровождением — а кто может быть лучше моей скелле.