Однако, оказалось что она была не права.

Стоя рядом с Джоном Мэтью, и видя его огромное тело, рухнувшее на кровать, орган, который бился внутри ее грудной клетки, разбился, как зеркало.

Не оставив ничего, кроме осколков.

Видя, как он укачивает на руках подушку, словно новорожденного, она почувствовала себя окончательно разбитой, и в момент его полного отчаяния, она готова была сделать все что угодно, чтобы облегчить его страдание. Даже если и понятия не имела, почему он чувствовал подобное настолько отчаянно, но причина была неважна.

Его страдание было превыше всего.

Устало опустившись рядом с ним на колени, в ее глазах встал трагический образ, который он транслировал, прямиком в кору ее мозга.

Словно прошли столетия с тех пор, как она вспоминала его в последний раз, и Боже, он был так прекрасен — даже сильнее, чем тогда, когда она вспоминала его в свои моменты затишья. С сильным, волевым профилем и необычайно голубыми глазами, это лицо принадлежало воину, а его огромное тело с массивными плечами, которые в три раза шире ее собственных, соответствовали этому образу. Вся его одежда состояла из кожи, за исключением рубашки под курткой, а волосы были практически сбриты, словно он поработал электробритвой.

На его куртке и рубашке была кровь лессера.

Он убивал сегодня вечером. И может именно поэтому он и нашел ее.

Ну, почти нашел.

— Джон? — тихо позвал мужской голос.

Она посмотрела в сторону двери, даже если он и не мог ее видеть. Рядом с Рейджем и Вишесом, только что присоединившись к ним стоял Куин.

Отсутствующим взглядом, она отметила шок на лицах Братьев и поняла, что они и не догадывались, насколько серьезна была связь между ней и Джоном. Теперь они это знали. Четко и ясно.

Когда Куин вошел внутрь и подошел к кровати, его голос был нежен.

— Джон, мы здесь уже полчаса. Если мы собираемся допросить о ней внизу этого лессера, нам необходимо чертовски поторопиться. Мы не хотим делать это здесь, и я знаю, что ты жаждешь расплаты.

«О, Боже… нет…»

— Возьми меня с собой, — прошептала отчаянно Хекс. — Пожалуйста… не оставляй меня здесь.

Внезапно Джон посмотрел на нее, как будто услышал ее мольбу.

Нет, исключено, он просто смотрел сквозь нее на своего друга.

Когда он кивнул, она запечатлела в своей памяти его лицо, зная, что это последний раз, когда она видит его. Когда Лэш обнаружит взлом, он либо сразу же убьет ее, либо перевезет в другое место — и были не плохие шансы того, что она не проживет достаточно долго, чтобы найти его снова.

Подняв руку, даже если из этого ничего и не выйдет, она положила ее на щеку Джона и провела большим пальцем по дорожкам от слез, практически ощутив тепло его кожи и влагу на щеках.

Она готова была отдать все на свете за то, чтобы обнять его и крепко прижать к себе. И более того, уйти с ним.

— Джон… — прохрипела она. — О, Боже… почему ты это делаешь с собой.

Он нахмурился, но не было сомнения, что это было из-за сказанного Куином. А затем он поднял свою собственную ладонь и приложил ее к тому месту, где она касалась его.

Хотя это было лишь для того, чтобы стереть свои слезы.

Поднявшись на ноги, Джон прихватил с собой подушку и прошел прямо сквозь нее.

Хекс наблюдала за тем, как он уходит, кровь шумела у нее в ушах. Она подумала, что это было, своего рода, эхо процесса смерти. Постепенно, дюйм за дюймом, то, что связывало ее с жизнью, покидало, уходило, оставляло ее. С каждым шагом, который приближал Джона к двери, дыхание испарялось из ее легких. Ее сердце остановилось. Кожа стала холодной.

Ее шанс на спасение уходил. Ее шанс на…

Тогда она поняла, с чем боролась все это время, и на этот раз не хотела скрывать свои чувства. В этом не было необходимости. Хотя он и находился сейчас рядом с ней, она была абсолютно одна, отгорожена от него, но главное, что ее собственная смерть, прояснила ее приоритеты.

— Джон, — тихо сказала она.

Он остановился и посмотрел через плечо на кровать.

— Я люблю тебя.

Его красивое лицо ожесточилось от боли, и он потер центр своей груди, как будто кто-то мертвой хваткой сжал его сердце в кулак.

Затем он отвернулся.

Тело Хекс опередило разум. Безумным прыжком, она оказалась возле распахнутой двери, раскинув руки, и широко раскрыв рот.

Ударившись о границы своей тюрьмы, она услышала громкий звук, подобный сирене… или пронзительный свист фейерверков, после их запуска… или, быть может, это был сигнал тревоги системы безопасности.

Но это не было ни одним из перечисленных.

Она кричала во всю силу своих легких.

Джону нужно было выдрать себя из той спальни. Не будь того первостепенного дела и необходимости допросить лессера, он и на дюйм не смог бы сдвинуть с места свои ботинки.

Джон мог поклясться, что чувствовал ее присутствие… но знал, что это всего лишь происки его разума, порожденные поиском Хекс. Ее нет в комнате. Она была в комнате. Это две совершенно разные вещи… и его единственный шанс выяснить, что с ней случилось, находился внизу, в кухне.

Направляясь на первый этаж, он потер глаза и лицо и обнаружил, что одной рукой хотел задержаться на щеке. Кожу покалывало… как и в те немногочисленные разы, когда Хекс прикасалась к нему.

Боже… кровь в комнате. Повсюду кровь. Она боролась с Лэшем, и хотя это и было источником гордости думать, что она наподдала этому ублюдку немалое количество раз, он не мог проникнуться развернувшейся в этой спальне реальностью.

Джон свернул налево и прошел через столовую, пытаясь привести в порядок свои мысли, в то время, как чувствовал себя так, словно с него заживо содрали кожу и бросили в океан. Он толкнул дверь на кухню…

Стоило его глазам встретиться с лессером, все тело Джона затрясло, с разверзнувшейся твердью до самого горячего нутра.

Его рот широко раскрылся, испустив немой рев.

Джон рванул с места, яростно обнажив клыки, перемещаясь на автопилоте, дематериализуясь сквозь пространство и принимая форму прямо перед ублюдком. Отшвырнув Блэя от убийцы, Джон напал со всей свирепостью связанного вампира, о которой слышал… но никогда доселе не встречал.

И конечно же, никогда не испытывал.

С белой пеленой, застилающей глаза и напряженными мускулами от маниакального синдрома, он был самим действием, бездумно сгибая руки в когти при нападении, его клыки были остры как кинжалы, а внутренняя ярость — столь велика, как у зверя.

Джон понятия не имел, как долго это продолжалось… или даже о том, что он сделал. Единственная вещь, которую он отметил, было смутное осознание сладковатой вони, которая была всем, что он мог ощущать.