Для защиты станции Мысовской вышел один из красных броневиков и открыл огонь по судам белых, заставив их отойти. Затем белая флотилия удалилась в село Лиственичное. Ледокол «Ангара» не мог принять участия в этом сражении, так как находился у станции Танхой, где обстреливал продвижение чешских войск.

Обстрел станции Мысовской и сожжение «Байкала» в связи с занятием чехами станции Танхой заставили советские войска очистить восточный берег Байкала и территорию до Верхнеудинска. Из-за того, что ледокол «Ангара» не мог войти в реку Селенгу по мелководности бара, его разоружили, чем красная Байкальская флотилия естественным путём ликвидировалась, а суда «Ангара», «Кругобайкалец» и «Михаил» из-за потери базы были вынуждены возвратиться в Лиственичное. Два остальных колёсных судна ушли в Селенгу, где вскоре также были оставлены в связи с дальнейшим отходом фронта.

С занятием белыми всего Байкала надобность в белой Байкальской флотилии отпала, и суда были разоружены. На обеих флотилиях никаких специальных кадров не было, все судовые обязанности выполнялись судовой командой, а артиллерией ведали сухопутные войска.

Всё вышесказанное взято из отчёта, составленного 1 апреля 1920 г. помощником начальника Гидрографического отряда Н. Тимофеевским[37].

А вот участник боя «Байкала» Л.М. Власов описал его несколько иначе:

«Прибывшие в Лиственичное по правобережному тракту красные части Каландаришвили и Блюменфельда были погружены на суда и доставлены через Байкал к станции Култук.

Готовящийся к отходу на Танхой ледокол «Байкал» неожиданно подвергся обстрелу с окружающих сопок.

Как потом выяснилось, высоты, да и станция Байкал, не имели боевого охранения; белые беспрепятственно пробрались на прилегающие к станции сопки и открыли пулемётный и ружейный огонь. Красногвардейцы залегли за линией железной дороги и вслепую отстреливались по невидимым на сопках целям.

Бронепоезд, стоявший до этого в тупике, при выходе на главный путь сошёл с рельсов, оказалось, что стрелка предательской рукой была отведена. Отчаянными усилиями красногвардейцев, под пулемётным и ружейным огнём врага, бронепоезд был поставлен на рельсы и начал обстреливать сопки из орудий. По неизвестным причинам взорвался находившийся на станции Байкал вагон с динамитом. Взрыв был огромной силы, от него пострадали станционные пути и сооружения. В числе жертв оказался один из наших красногвардейских командиров Филинков.

Когда отряды красногвардейцев были собраны, ледокол «Байкал» отошёл по направлению к пристани Танхой. Там определилось наше положение. Меня назначили членом главного штаба и командующим Байкальской флотилией, командирами судов были назначены: на ледокол «Ангару» Шевцов и Манторов, на «Кругобайкальца» Ходоков, на катер «Волну» юный большевик Саша Сухомлин. Хотя ему тогда было не больше 18 лет, но он по натуре и духу уже был военным и в обстановке боевых операций, происходивших на Прибайкальском фронте, чувствовал себя как рыба в воде.

В Танхой нам доставили одну шестидюймовую мортиру при 11 снарядах, порядочно пострелявшую на германском фронте и, как впоследствии выяснилось, совершенно не пригодную для прицельной стрельбы, две трёхдюймовки и четыре станковых пулемёта.

Мы приступили к бронированию и вооружению судов путём устройства песковых блиндажей вокруг капитанских рубок и обкладки бортов мешками, наполненными песком. Мортира была установлена на носовой части ледокола «Байкал», а трёхдюймовки и станковые пулемёты – на ледоколе «Ангара». Позднее был вооружён пулемётом «Кругобайкалец».

Боевые операции выполнялись ледоколом «Ангара», как наиболее быстроходным и манёвренным судном. «Кругобайкалец» и катер «Волна» несли разведывательную и сторожевую службу, а пароход «Муравьёв-Амурский» – транспортную службу.

В штабе главкома было много левых эсеров, анархистов. Здесь недооценивалось значение дисциплины, организованности и бдительности. Расшатыванию дисциплины, внедрению дезорганизации на фронте немало способствовали анархистские отряды Пережогина, Лаврова, Орлова. В этих отрядах процветали не только недисциплинированность, но мародёрство и бандитизм, что способствовало разложению и распространению провокаций и шпионажа.

В штабе главкома знали «боеспособность» таких частей, но мер к их переформированию, чистке от примазавшихся враждебных элементов командование не принимало.

Уроки, полученные в боях у станций Байкал и Култук, изучены не были, происходила «война на колёсах» – отступала артиллерия, за ней пехота и последними уходили кавалерийские части.

<…>

Пристань Танхой представляла собою небольшой порт на озере, где Байкальская революционная флотилия имела базу для стоянки судов даже в штормовую погоду. Я связался по прямому проводу со штабом главкома, и начальник штаба Метелица передал, что наши части отходят к Танхою, возможно отступление к Мысовой. Он приказал проверить положение на Паньковке.

К Паньковке мы вышли на ледоколах «Байкал» и «Ангара». Остановив корабли за мысом, на берег выслали в шлюпке команду разведчиков. Разведчики осмотрели побережье и уже возвращались на корабль, как вдруг показался дымок, и вскоре из-за леса появился вражеский бронепоезд.

С ледокола «Ангара» начали обстреливать бронепоезд, укрывшийся на ферменном мосту через речку Паньковку, однако фермы моста оказались для него ненадежной защитой; снаряды, пущенные с ледокола из трёхдюймовки, ложились удачно, и после нескольких попаданий потрёпанный бронепоезд ушел по направлению к станции Мурино. Артиллеристы ледокола «Байкал» решили проверить бой шестидюймовой мортиры и разрушить путь впереди бегущего бронепоезда или подорвать его. Но наша мортира бросала снаряды не далее 4 километров и совсем не туда, куда ставился прицел. Так и не удалось подорвать и уничтожить бронепоезд врага.

С целью предупреждения наступления белочехов на Танхой, ледокол «Ангара» и «Кругобайкалец» были направлены в ночной рейд для нападения на вражеские заслоны, расположенные на Кадильном мысу и в Голоустном. Тёмной ночью с закрытыми огнями суда подошли к вражескому расположению и открыли огонь, но враги оказали упорное сопротивление и вели стрельбу по нашим десантникам разрывными пулями. Заслоны были уничтожены.

<…>

Фронт по-прежнему отступал. Войска сосредоточились на станции Мысовая. Командующим фронтом был назначен Метелица. Флотилия также была переведена в полуразрушенную от времени пристань Мысовую, где ледокол «Байкал» мог стать не на якоря, а в «вилку» (место, приспособленное для стоянки ледокола). Ледокол «Ангара» временно оставался в зоне боевых действий. Ночь в Мысовой прошла спокойно, и никто не подозревал, что на Байкале может появиться хорошо вооружённое вражеское судно.

Утром, когда над Байкалом стлался лёгкий туман, вахтенный заметил в бинокль далеко идущий колёсный пароход, ошвартованный двумя баржами. Донесение вахтенного вызвало тревогу и недоумение. Сначала предположили, что это возвращается пароход Каландаришвили. Вдруг из орудий, установленных на баржах, был открыт артиллерийский огонь; вражеская стрельба, начатая на расстоянии более десяти километров, показала, что эта дистанция не предел, выпущенные снаряды с большим перелетом рвались далеко за станцией Мысовая.

Разница в дальнобойности артиллерии врага по сравнению с нашей мортирой свидетельствовала о явном его превосходстве, к тому же ледокол «Байкал», имевший длину 290 футов, ширину 57 футов и высоту 28 футов, с огромной деревянной надпалубной надстройкой, представлял удобную мишень.

Несмотря на всё это, мы решили выйти из гавани Мысовая навстречу противнику, считая, что, если удастся развернуться носовой частью и сблизиться на расстояние дальности