– Я тут беседовал с моим другом и… э-э… коллегой, докторомЛэрреби. Мы интересовались, не было ли у вашего хозяина за день до смертикакого-нибудь тревожного происшествия или неприятного разговора. Вы не помните,приходили в тот день к нему какие-нибудь гости?

– Едва ли, сэр. Никого не припоминаю.

– А вообще кто-нибудь приходил?

– За день до смерти хозяина к чаю у нас был викарий.Приходили монахини насчет каких-то пожертвований, а к черному ходу явился одинмолодой человек и хотел всучить Марджори щетки и чистящие средства длясковородок. Он был очень настойчив. Больше никто не приходил.

На лице Лэнскома появилось беспокойное выражение. Пуаро нестал на него давить. Старик ведь уже все выложил мистеру Энтуислу, и с ЭркюлемПуаро он был бы куда менее откровенен.

Однако с Марджори Пуаро быстро добился успеха. Это былаженщина без предрассудков, в отличие от старых слуг. Марджори былапервоклассной кухаркой, путь к сердцу которой лежал через стряпню. Пуаропосетил ее в кухне, похвалил со знанием дела некоторые блюда, и Марджори сразуже почувствовала в нем родственную душу. Он без труда выяснил, что именноподавали вечером накануне смерти Ричарда Эбернети.

– В тот вечер я приготовила шоколадное суфле, – сообщилаМарджори. – Специально сберегла шесть яиц. Молочник – мой приятель. Мне удалосьраздобыть даже сливки – лучше не спрашивайте как.

Прочие блюда были описаны столь же детально. То, что несъели в столовой, докончили в кухне. Тем не менее, несмотря на словоохотливостьМарджори, Пуаро не узнал от нее ничего важного.

Надев пальто и пару шарфов в качестве защиты от холодногосеверного воздуха, Пуаро вышел на террасу, где Элен Эбернети срезала запоздалыерозы.

– Выяснили что-нибудь новое? – осведомилась она.

– Ничего. Но я на это и не рассчитывал.

– С тех пор как мистер Энтуисл предупредил меня о вашемприезде, я пыталась что-нибудь разведать, но напрасно. – Помолчав, она снадеждой добавила: – Может, все это выдумки?

– Убийство при помощи топора?

– Я не думала о Коре.

– А я думаю как раз о ней. Зачем кому-то понадобилосьубивать ее? Мистер Энтуисл говорил мне, что в тот момент, когда она произнесласвою gaffe,[25] вы сами почувствовали, будто что-то не так. Это верно?

– Ну… да, хотя я не знаю…

– Что именно было «не так»? – продолжал Пуаро. – Что-тонеожиданное? Удивительное? Или, скажем, зловещее?

– Нет-нет, только не зловещее. Просто что-то было не вполне…Право, не помню, да это и неважно.

– А почему вы не помните? Потому что нечто другое вытеснилоэто у вас из головы – нечто более важное?

– Пожалуй, вы правы. Очевидно, упоминание об убийстве всеотодвинуло на задний план.

– Возможно, все дело в чьей-то реакции на слово «убит»?

– Не исключено… Но я не помню, чтобы на кого-то смотрела. Мывсе уставились на Кору.

– Тогда, быть может, вы что-то услышали – что-то упало илиразбилось?

Элен нахмурилась, напрягая память:

– Нет… Не думаю…

– Ну, ладно – со временем вы вспомните. Может, это и в самомделе не имеет значения. А теперь скажите, мадам, кто из присутствовавших тогдалучше всех знал Кору?

Элен задумалась.

– Полагаю, Лэнском. Он помнил ее еще ребенком. ГорничнаяДженет поступила сюда уже после того, как Кора вышла замуж и уехала.

– А кроме Лэнскома?

– Пожалуй, я, – ответила Элен. – Мод вообще едва ее знала.

– Тогда, как по-вашему, почему Кора задала этот вопрос?

Элен улыбнулась:

– Это было абсолютно в ее духе.

– Я имею в виду, это была всего лишь betise?[26] Коравыбалтывала, не подумав, все, что ей придет на ум? Или же она испытывалазлобную радость, внося смятение?

Элен снова погрузилась в размышления.

– Трудно быть уверенным в том, что касается кого-то другого,– наконец промолвила она. – Я никогда не понимала, была ли Кора всего лишьпростодушна или по-детски рассчитывала произвести впечатление. Вы это имели ввиду, не так ли?

– Да. Предположим, миссис Кора сказала себе: «Вот будетзабавно спросить, был ли Ричард убит, и посмотреть на их лица!» Это было быпохоже на нее?

На лице Элен отразилось сомнение.

– Возможно. В детстве у нее, безусловно, было довольно злоечувство юмора. Но какое это имеет значение?

– Это подтвердило бы, что шутить по поводу убийства весьманеразумно, – сухо отозвался Пуаро.

Элен поежилась:

– Бедная Кора.

Пуаро переменил тему:

– Миссис Тимоти Эбернети осталась здесь ночевать послепохорон?

– Да.

– Она говорила с вами о словах Коры?

– Да, она сказала, что это возмутительно и очень на неепохоже.

– Значит, она не восприняла это всерьез?

– Нет. Уверена, что нет.

Пуаро показалось, что второе «нет» прозвучало менее твердо.Но так ведь бывает всегда, когда пытаешься что-то припомнить…

– А вы, мадам, отнеслись к этому серьезно?

Глаза Элен Эбернети казались ярко-голубыми и удивительномолодыми под зачесанными набок седеющими волосами.

– Пожалуй, да, мсье Пуаро, – задумчиво ответила она.

– Из-за вашего чувства, будто что-то не так?

– Возможно.

Пуаро ждал продолжения, но, не дождавшись, заговорил вновь:

– Между миссис Ланскене и ее семьей было многолетнееотчуждение?

– Да. Никому из нас не нравился ее муж, и это ее обижало –отсюда и возникло отчуждение.

– Но потом ваш деверь внезапно приехал повидать ее. Почему?

– Не знаю. Возможно, он догадывался, что ему недолгоосталось жить, и хотел помириться.

– Он вам об этом не говорил?