Когда Володя ушел, я поняла, что теперь настал момент определиться с тем, в какое именно время мне нужно будет его караулить. Если он проглотил мою наживку, то, несомненно, должен прийти за ботинками. Но когда?

Как человек, опытный в таких делах, он наверняка должен предусмотреть для себя отходные пути на тот случай, если кто-то его застанет, например, на лестнице, ведущей в наш цех, или еще где-то поблизости. Значит, время, которое он выберет для проникновения, должно быть таким, чтобы никто не заподозрил в этом проникновении ничего противоестественного. Чтобы, например, он мог объяснить свое присутствие в цехе какой-нибудь неотложной надобностью.

Это с одной стороны. А с другой стороны, это должно быть такое время, когда вероятность встретить кого-либо на лестнице и тем более в цехе будет минимальной.

Поразмыслив, я решила, что всем этим требованиям отвечает промежуток времени от шести часов вечера до двенадцати ночи. К шести часам обычно уже расходятся те, у кого рабочий день с восьми до пяти, в частности цеха. В то же время в театре остаются те, кто причастен к вечернему спектаклю, то есть театр не остается пустым, и Вове легко будет объяснить свое присутствие. Скажет, например, что хотел помочь монтировщикам, или придумает еще что-нибудь в этом роде.

Вечерний спектакль заканчивается в одиннадцать часов вечера, иногда немного позже, то есть до этого времени Володя может свободно бродить по театру, ни у кого не вызывая подозрений. Для страховки я решила продлить период наблюдения до двенадцати часов, но после полуночи Володя навряд ли рискнет остаться, поскольку в это время в театре уже никого не бывает, кроме дежурных, и если те его заметят, это наверняка вызовет подозрения.

Таким образом, планы мои на сегодняшний вечер будут следующие: после работы быстренько, по-молодецки, где-нибудь перекусить – и мигом в машину, на боевой пост. Наблюдать за тем, что происходит в районе шкафа с ботинками Оксаны, я решила из машины, подогнав ее, по возможности, ближе к театру. Это давало два преимущества. Во-первых, чем ближе было расстояние до камеры, тем качественнее было изображение, и во-вторых, поскольку я хочу застать злодея с поличным, то чем ближе я буду находиться к театру в тот момент, когда он проникнет в цех, тем быстрее я сама смогу оказаться там и поймать его за руку.

Между прочим, моя идея перепрятать ботинки в шкаф, похоже, была удачнее, чем мне казалось сначала. Ведь предполагаемый злодей, скорее всего, все-таки не знает, где именно находились ботинки после смерти Оксаны, поэтому ему придется их искать. И наиболее вероятно, он, как и я, решит, что их следует искать в шкафу. Ведь и я сначала полезла за ними в шкаф, где мы храним одежду и обувь, и только потом, не обнаружив их там, стала методически осматривать сам цех. Вполне вероятно, что и он начнет со шкафа. А пока он будет в нем ковыряться и вытаскивать необходимые ему улики из-под тапочек и прочего хлама, я как раз успею добежать до цеха.

Да, все складывалось как по нотам, и в конце концов эта идиллия начала даже вызывать у меня опасения. Слишком уж все хорошо. После истории с ботинками у меня еще не совсем прошла склонность к мистическим предположениям, и такое удачное совпадение всех условий вдруг показалось мне подозрительным.

Однако мне достаточно быстро удалось побороть свои сомнения с помощью простого логического тезиса о том, что ведь делать что-то нужно. Если меня ожидает неудача, что ж, значит, надо будет пересмотреть стратегию и внести в нее корректировки. В конце концов эта неудача будет отнюдь не первой, да и наверняка не последней.

Плюнув для верности через плечо, я снова занялась костюмом принца.

Вечером, когда, закончив работу, мы вышли из театра, я дождалась, пока Наталья с Аленой, направлявшиеся к остановке, скроются из моего поля зрения, после чего окинула взором пространство в поисках подходящего заведения, где я смогла бы быстро и в то же время достаточно плотно поесть, чтобы чувство голода не отвлекало меня на протяжении предполагаемого шестичасового дежурства.

Театр находился в самом центре города, и на проспекте, где я сейчас стояла, не было недостатка в заведениях подобного рода. Осмотревшись, я решила, что наиболее подходящим будет тот самый «Экспресс», где происходила наша первая беседа с Бобой. Даже если сам он находился сейчас там, то наверняка сидел в отдельном кабинете, поэтому я не опасалась, что могу с ним столкнуться. Устроившись в общем зале, я заказала незатейливый, но вполне приличный ужин.

Однако вскоре я заметила, что мне уделяют несколько больше внимания, чем рядовому клиенту, зашедшему перекусить. Оглянувшись, я увидела, что бармен перешептывается с одним из официантов, кивая в мою сторону.

Это мне очень не понравилось. Наверняка бармен запомнил меня, когда я приходила на свидание с Бобой, и теперь я, совершенно помимо своей воли, стала объектом его повышенного внимания.

Но оказалось, что ничего опасного это внимание в себе не таило, и даже напротив, готовило мне приятный сюрприз.

Когда я закончила ужин и собиралась расплатиться, подошедший ко мне официант сообщил, что я у них миллионный посетитель, поэтому мой ужин оплачивает заведение. Мало того, мне подарили какую-то карточку, по которой я смогу еще несколько раз бесплатно здесь пообедать.

Была ли я в действительности миллионным посетителем в «Экспрессе», осталось тайной, но зато я со всей очевидностью смогла убедиться, что Бобу здесь уважают.

Несмотря на бесплатный ужин, дурные предчувствия все же не обманули меня, и везение в ресторане было последним за этот день. Впрочем, выходя оттуда, я еще не знала об этом.

Как ни в чем не бывало усевшись в свою машину, я подогнала ее к месту, которое заранее наметила для себя, как наиболее удобный плацдарм для наблюдений, и, обнаружив, что на часах уже пять минут седьмого, включила монитор.

Сначала вести наблюдение было очень удобно. В этот вечер Оля задержалась в цехе для того, чтобы сделать очередную халтурку – покрасить ткани для нужд какого-то частного кукольного театра. Поэтому в помещении было светло и мне легко было наблюдать за всем, что там происходит.

Но следя за Олиными манипуляциями, я с некоторым опасением думала о том, что будет, когда Оля закончит свою работу и уйдет. Установленная мной камера не обладала способностью видеть в темноте, и когда свет в цехе будет выключен, боюсь, я мало что смогу разглядеть. Хотя окно в нашей комнатке и было таким же огромным, как окна в самом цехе, и даже ночью в ней можно было различить силуэты, все-таки о полноценном наблюдении здесь говорить не приходилось.

Обнадеживало только то, что и тому, кто придет за ботинками, тоже будет плохо видно и, скорее всего, он захватит с собой какой-нибудь источник дополнительного освещения. Хоть зажигалку или спички. Или… или свечку. Вот было бы забавно.

Именно по предполагаемому «маячку», который должен был принести с собой предполагаемый охотник за ботинками, я и планировала обнаружить его присутствие в цехе. Звук моя камера тоже не передавала, поэтому ориентироваться я могла только на изображение, а оно после того, как погаснет искусственное освещение, оставит желать очень много лучшего.