3. Ахилл без посольства. Второе указание на то, что посольства не было, содержится в XVI песни. Когда троянцы подступили к ахейским кораблям и Патрокл по наущению Нестора молит Ахилла отпустить его в бой, Ахилл возражает:

Гнев мой жесток: после бедствий, какие в боях претерпел я,

Деву, которую мне в награжденье избрали ахейцы,

Ту, что копьем приобрел я, разрушивши град крепкостенный,

Деву ту снова из рук у меня самовластно исторгнул

Царь Агамемнон, как будто бы был я скиталец бесчестный!

(XVI, 55-59)

Эти слова звучали бы естественно до «Пресбеи» и без «Пресбеи». Но после того, как Агамемнон выразил готовность вернуть деву в целости и сохранности и искупить вину богатыми дарами и почетными предложениями, слова эти, согласитесь, звучат неуместно. Резонно было бы, если бы гнев Ахилла в этих условиях был мотивирован как-то иначе или хотя бы были введены оговорки: пусть Агамемнон и предложил мне все исправить, но...

Еще менее естественно восклицание Ахилла чуть далее (и это третье указание на игнорирование «Пресбеи»): «*Скоро б троянцы овраги заполнили трупами, если б ко мне Агамемнон был доброжелателен» (XVI, 72-73. — В переводе Н. Гнедича неточно: «справедлив»). Упрек Агамемнону опять же был бы уместен до «Пресбеи», но после «Пресбеи», когда Агамемнон четко признал свою вину («так, погрешил, не могу отрекаться я») и высказал желание ее загладить, даже предложил Ахиллу в жены свою дочь, — куца уж доброжелательнее! Увольте, упрек не звучит.

Четвертое указание самое яркое. Все же, умерив гнев, Ахилл решил направить Патрокла в битву. При этом Ахилл напутствует, наставляет друга: отразить врага от кораблей, но полков к Илиону не вести — оставить конечную победу для самого Ахилла. Условия же вмешательства самого Ахилла изложены яснее ясного:

Но повинуйся, тебе я завет полагаю на сердце,

Чтобы меня ты и славой и честью великой возвысил

В сонме данаев. И так, чтоб данаи прекрасную деву

Отдали сами и множество пышных даров предложили

(XVI, 83-86).

Вот тебе на! Но ведь это то, что они и сделали вчера! Ну что тут сказать? Такое условие можно предложить только в одном случае — если вчерашнего дня, дня «Пресбеи» не было. Тут уж совершенно ясно, что любые возражения бесполезны и бессильны. Ахилл и его устами поэт недвусмысленно заявили, что посольства не было, что оно только ожидается впереди. Унитарии здесь должны просто умолкнуть.

Но они не умолкают. Вот как пытается спасти положение глава целой школы немецких унитариев Вальтер Шадевальдт (эти унитарии разыскивают все-таки разные источники для разных частей «Илиады», поэтому их называют неоаналитиками): «Ахилл тогда не согласился на компенсацию, потому что в тот момент времени он был совершенно не расположен оказать хоть какую-нибудь услугу. С другой стороны, он ни единым словом не отказался от своих притязаний на эту женщину и на истинную сатисфакцию... Теперь ситуация изменилась. Гектор стоит перед судами, которые вот-вот будут подожжены... Разве не естественно, что в этой изменившейся ситуации, у самой цели, которую Ахилл себе поставил и к которой действие направляется, возвращение Брисеиды снова входит в поле зрения?»

В подтверждение толкования Шадевальдта ссылаются на одну зацепку: Ахилл в своей отповеди Одиссею говорил, что не примет от Агамемнона ничего, прежде чем тот «всей не изгладит терзающей душу обиды» (ЕХ, 387). Ахилл, по-видимому, и в самом деле имел в виду поражение Агамемнона. А теперь поражение налицо, обида изглажена, деву и дары можно принять. «Изменившаяся ситуация»?

А хотя бы и так. Примем эти слова Ахилла в беседе с послами и впрямь за намек на то, что, отказывая послам, он втайне ожидает второго посольства (хотя такое настроение Ахилла совершенно не вяжется с резкостью и категоричностью его ответа). Но крайне неправдоподобно, чтобы он заговорил о своем ожидании так скоро — едва успев распрощаться с первым посольством (один из послов — Феникс — еще только что проснулся в его шатре, оставшись там на ночь). А главное — в «Патроклии», отправляя друга на бой и говоря о своих надеждах на сатисфакцию, Ахилл ни единым словом, ни единым намеком не дал знать, что имеет в виду повторение посольства, вторичное предложение девы и даров, которое он раньше (вчера) отверг. Ведь вот что было бы естественно, а этого нет. «Снова», «опять», «еще раз», «заново», «те же», «другие» — эти слова отсутствуют в его речи. И в речи певца! Дело не только в том, что они говорят, но и в том, как говорят — так, как если бы никакого посольства позади не было. И никуда от этого не уйти.

Еще одно наблюдение того же плана. В IX песни Ахилл, отвечая Одиссею, ссылается на мрачное пророчество Фетиды: если он останется на войне, ему суждено погибнуть молодым (ЕХ, 410-416). А в XVI песни, в ответ на догадку Патрокла о боязни какого-нибудь мрачного пророчества матери, отрицает это: «Мне ничего не внушала почтенная матерь от Зевса» (XVI, 50-51).

Только одно место в «Патроклии» дает как будто противовес всему приведенному — вроде бы есть одно воспоминание о «Пресбее». Ахилл, переходя от повторения своих обид все-таки к решению позволить своему любимцу отправиться в бой, говорит:

Но, что случилось, оставим! И было бы мне неприлично

Гнев бесконечный в сердце питать: но давно объявил я:

Гнев мой не прежде смягчу, как уже перед собственным

станом

Здесь, пред судами моими раздастся тревога и битва

(XVI, 60-63).

Это, конечно, близкое соответствие тому, что в IX Ахилл объявил Аяксу. «Пресбея»? Подождите. Во-первых, греческий глагол эфен, который в переводе Н. Гнеди-ча передан как «я объявил», обычно в эпосе используется в другом значении: «я мнил» (Д. Пейдж показал это на ряде примеров). Во-вторых (и это главное!), есть еще одно место, которому это условие соответствует и напоминанием о котором может быть. Место это — в I песни, в просьбе Ахилла к Фетиде, чтобы она умолила Зевса поборать за троянцев,

Но аргивян, утесняя до самых судов и до моря,

Смертью разить, да своим аргивяне царем насладятся

(1,409-410).

Я уж не говорю о том, что даже если презреть эту неопределенность и уверенно принять слова Ахилла за напоминание об ответе Аяксу, то есть о посольстве (так и делают сторонники В. Шадевальдта), то этим не опровергается значение пассажей, свидетельствующих, что посольства не было. Ведь заведомо ясно, что коль скоро посольство в конце концов возникло перед «Патроклией», то могли появиться и вставные ссылки на него в «Патрок-лии», но никак не могли появиться вставки, говорящие о том, что его не было, если оно всегда существовало в поэме. Неоткуда им было взяться. Они исконны в тексте.

4. Перестановка? Еще в первой половине XIX века немецкий ученый Карл Лахман (Ьасктапп 1847) выдвинул очень остроумное решение, вроде бы устраняющее все противоречия и не требующее приоритета одной из этих двух песен. Он предположил, что «Пресбея» (песнь IX) переставлена в «Илиаде», что раньше ее место было не перед песнями о Патрокле, а за ними. Тогда понятно, почему Ахилл в них не знает посольства.