Расшифрованная "Илиада" - Лев Клейн

1. Бессонница, Гомер... Про «Илиаду» Гомера знают все. Но признайтесь по совести: кто прочел все ее 24 «песни» (или «книги», или «рапсодии»)? А в них ведь 15 693 стиха. Начинали читать многие. Даже поэт Осип Мандельштам признавался в стихах:

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочел до середины.

А «Список кораблей» — это во второй песни. Только второй из двадцати четырех. Большинство бросало чтение еще раньше: ведь нудно и без пояснений непонятно. Если читать, то как лекарство от бессонницы.

Более 130 лет тому назад известный филолог-классицист Леопольд Францевич Воеводский избрал вступительной лекцией в Новороссийском университете вопрос «О так называемых гомеровских поэмах» (позже он написал о них и докторскую диссертацию). В этой вступительной лекции он признал, что Гомер, если не настроиться заведомо на благоговейное почитание, сух, скучен, во многих местах просто неэстетичен. Поэмы его чудовищных размеров, изобилуют постоянными повторениями, уймой имен, которые нет никакой возможности запомнить. Большей частью описываются сражения, где на каждом шагу возмутительные описания резни: кто кого убил и как он его убил, какие именно внутренности вывалились.

Воеводский констатирует, что все попытки решить «гомеровский вопрос» (как и кем созданы эти поэмы) не удались. Почему все? Наверное, какая-то ошибка является общей для них всех. Какая же? С его точки зрения, этой «общей премиссой» является убеждение в гениальности Гомера и высокой поэтичности гомеровских поэм. Давайте признаем: ну не гений Гомер — наивный безграмотный старик VIII века до н. э. {Воеводский 1876: 135-138)

Желчная критика Воеводского явно перехлестывает через край. Есть у Гомера своя образность («зеленая старость Одиссея»), сквозь естественное для Гомера (и его времени) кровавое варварство пробиваются идеи человечности, а героический эпос вообще нужно воспринимать иначе, чем современный роман. Но читать «Илиаду» действительно раздражающе трудно.

Идет речь об Атридах, по-видимому царях. Сколько их? Их связь с сюжетом от нас ускользает. Один из них обижает Ахилла, а также старика жреца. Нужно знать, что эти цари — сыновья Атрея, что один из них, Мене-лай, царь Спарты, был женат на прекрасной Елене, и ее увел Парис, троянский царевич, за что Менелай пошел войной на Трою, а с ним другие ахейские цари, вступившиеся за соплеменника (в Греции тогда было много небольших государств). И что коалиционное войско возглавил брат Менелая, Агамемнон, царь Микен. Нынешнему читателю нужно еще и знать некоторые вещи, ясные тогдашнему слушателю сызмальства — что Феб и Смин-фей — это не разные боги, а лишь эпитеты Аполлона, что «град Приамов» — это Троя, она же Илион, который осаждали греки, что ахейцы (ахеяне), данайцы и аргивяне — это одно и то же и т. д. Без этих знаний ничего вообще непонятно.

Кроме того, повествование то и дело наталкивается на явные противоречия, несуразности, неувязки. Нет, я не имею в виду, что в событиях вместе с людьми участвуют боги, что они творят чудеса, а герои совершают подвиги, которые одному человеку просто не под силу, — ломают с ходу огромные каменные зубья крепостной стены, Аякс орудует в бою корабельным шестом в двадцать два локтя длиной (то есть в добрых 10 метров). Из-под алтаря выползает дракон, конь Ахилла обращается к хозяину и вещает человеческим голосом. Это все можно списать на тогдашние верования, на сказочность преданий. Ну сказки, мифы, легенды — что с них взять. Но ведь страдает и логика самого повествования.

Ахилл обращается к своей матери богине Фетиде с жалобой на несправедливость ахеян, четко указуя обидчика (Агамемнона) и суть обиды (отнял награду — добытую в боях пленницу, доставшуюся при дележе), молит вступиться. Фетида откликнулась на эту мольбу и спрашивает:

Что ты, о сын мой, рыдаешь? Какая печаль посетила

Сердце твое? Не скрывайся, поведай, да оба мы знаем

(песнь I, стихи 362-363)1.

Как будто Ахилл и не излагал ей только что суть жалобы!

Концовка первой песни гласит: «Боги легли спать, и Зевс спал». А начало следующей песни (тут же, сразу) такое: «Все боги и люди спали, но Зевс не спал». Нестыковка, замеченная еще аналитиками XIX века.

Во вторую песнь «Илиады» включен «Каталог кораблей» — перечень флотилий, приплывших осаждать Трою, с перечислениями вождей, а также городов и народов, их пославших. Все это было бы логично в начале войны, но не в конце ее, когда ахейцы осаждают Трою уже десятый год. Здесь стоило бы перечислять уже не корабли, а пешие войска и колесницы. Складывается впечатление, что «Каталог» перенесен откуда-то из повествования о начале войны.

Война началась из-за прекрасной Елены, жены спартанского царя Менелая. Той самой, которую соблазнил и увел троянский царевич Парис. За Менелая вступились многие ахейские цари и явились под стены Трои. Перед поединком Париса с Менелаем прекрасная Елена, ставшая супругой Париса, ведет разговор с его отцом, троянским царем Приамом (песнь III). Разговор идет на крепостной башне, откуда Елена, хорошо знающая ахейских героев, виднеющихся вдали, показывает их Приаму одного за другим и на его вопросы объясняет, кто есть кто. Это было бы тоже логично в начале войны, но не на десятый год осады! Да и сам поединок главных зачинщиков войны был бы уместнее в ее начале.

В «аристее (изложении подвигов) Диомеда» (песнь V) Одиссей колеблется «умом и душой», что предпринять сначала—настигнуть ли царя Сарпедона, «сына громами звучащего Зевса», или напасть на ликийцев и «у множества души исторгнуть» (V, 671-673). Хотя из предшествующих и последующих строк ясно, что наступают-то троянцы, а ахейцы, к которым принадлежит Одиссей, отступают. Кто же кого настигает?

В XI песни троянцы, воспользовавшись отсутствием Ахцлла, подошли вплотную к кораблям ахейцев и штурмуют корабли и кущи (то есть жилые шатры). Но еще в VII песни ахейцы для обороны кораблей и кущей построили защитную крепостную стену между Троей и своими кораблями. Стена мощная. Сказано, что после войны Аполлон, Посейдон и сам Зевс девять дней будут разрушать эту стену. Итак, она была в VII песни, и в XII песни она снова объявилась. Песнь эта даже называется «Битва за стену». А где же была эта стена в XI песни? Там ее нет, троянцы свободно прошли все пространство, отделяющее корабли от города. А между тем обе песни описывают один и тот же день боев.

Посылая Патрокла в бой, Ахилл отвергает его предположение, что мать его Фетида внушила ему дурные предзнаменования от Зевса: «Мне ничего не внушала почтенная матерь от Зевса» (XVI, 50-51), тогда как прежде, в ответе ахейским послам, пытавшимся примирить его с Агамемноном, Ахилл ссылался как раз на такое предзнаменование, переданное ему именно матерью (IX, 410-414).